Жена неверного адмирала, или Шаурма от попаданки - Юлия Удалова

Капитан справился даже быстрее, чем я рассчитывал.

Как же мне отвратительно было ее видеть. Просто воротило с души.

Фридрих похлопал меня по плечу и негромко сказал:

— Бедняга Фрейзер… Если бы я выяснил, что спал вот с этим чудовищем, то точно повредился бы умом. Я уже допросил ее. Это Мэрдок по ее наущению отравил Дэйгана, похитил Виолу и повез ее к Пику Погибели. Он знал, как пробраться в пещеру дракона и владел руной невидимости. Она долго отпиралась, но все-таки созналась.

Морщинистые руки Амары были закованы в цепь.

Старуха подняла их и сделала несколько шагов ко мне.

— Какой же ты красивый, какой красивый… Дай хоть прикоснуться к тебе напоследок, Грэм… Я знаю, что ты убьешь меня, но это уже не вернет тебе твою ненаглядную Виолочку, свежим мяском которой сейчас лакомятся акул…

Она не договорила — я наотмашь ударил ее по лицу.

Огромных сил и самообладания мне стоило не убить эту отвратительную тварь в то же мгновение.

— Я не убью тебя, Амара, — холодно сказал я. — Не надейся на это, нет. Ты будешь жить, но то будет лишь подобие жизни. Ты будешь существовать. Ты отправишься на Остров Забвения в Ледяном океане, где и будешь коротать свой век в полном одиночестве на холодном куске камня размером три на три метра. Больше никогда ты не увидишь ни одного человека и не услышишь человеческую речь. Корабли обходят Остров Забвения стороной.

— Остров Забвения? — заорала она, показав страшные сточенные зубы. — Только не Забвение! Лучше отправь меня в обычную тюрьму или верни к Фу-Манчи! Я не смогу быть одна, совсем одна посреди океана! Верни меня в мой любимый цирк!

Амара кричала и визжала до тех пор, пока Баббинг ее не увел. Его задание было четким — доставить старуху на Остров Забвения и высадить там. На Остров ссылали самых матерых преступников — оттуда она точно никому не сможет причинить вреда.

С огромным волнением я ступил на борт своего корабля, приказывая себе не думать о плохом.

Хотя мой «Отважный» и считался самым быстроходным судном во всем Эльмарино, но до плыть до Пика было шесть часов, и это днем и в хорошую погоду. Ночью, при таком бурном море нельзя было развивать скорость больше шести узлов.

Я гнал «Отважного» на четырнадцати, надеясь обогнать ураган. Подозреваю, половина команды после этого сбежит с корабля.

Но мне было наплевать.

Я представлял Виолетту одну, в темноте среди этого бушующего моря и акул, и сердце сжималось.

Корабль плыл в темноте, словно призрак, влекомый невидимыми силами. Небо затянуло темными тучами, а море вздымалось, бурля и яростно шипя.

В десятках миль вокруг не было ни огонька, ни берега, только мрачное единство водной бездны и бескрайних просторов ночи.

Каждый завихренный подъем волны казался живым существом, готовым поглотить все на своем пути.

Я всматривался в черноту, прислушиваясь к реву шторма.

Мачты скрипели, словно предвестники беды, а ветер завывал, напоминая о заброшенных душах моря, ищущих утешения.

Но, несмотря на страх, моя надежда найти Виолетту живой не угасала. «Отважный» продолжал свой путь, пробиваясь сквозь необъятную черноту и стремясь к свету, которым для меня была она.

Подплывая к Пику Погибели, я велел включить самый яркий магический бортовой фонарь, который осветил черный зубец и…

Маленькую фигурку на нем, которая изо всех сил цеплялась за скользкие края скалы.

Она дождалась меня. Она выжила.

Девушку подняли на борт — прямо в мои объятия.

Ослабевшую, холодную, мокрую насквозь, с окровавленной ногой и трясущимися губами, но живую!

Живую!

Никогда больше ее от себя не отпущу!

Виолетта посмотрела на меня мутным взглядом, словно не узнала, но потом легонько улыбнулась и сказала:

— Знаешь, тебе не хватило только алых парусов, Грэм…

— Почему алых?

— Есть такая сказка из моего мира… Там была девушка и она ждала своего принца…

— Ты потом мне расскажешь. Сейчас тебя осмотрит целитель, но главное — тебе надо согреться.

Хотя я и понимал, что надо отдать Виолетту целителю, но выпустил ее с большим трудом.

С рассветом море успокоилось, а тучи рассеялись.

«Отважный» медленно плыл по глади моря, сверкающей розовым сиянием.

Его паруса, как будто выкрашенные нежным цветом рассвета, трепеща, ловили легкий ветер. Борт отражал лучи восходящего солнца, и каждое движение корабля казалось легким танцем.

Я вошел в свою каюту, и присел на свою постель, в которой спала Виолетта.

Бортовой целитель залечил ее рану, ее отогрели тепловыми рунами, напоили отваром, восстанавливающим силы, и облачили в мою чистую рубашку.

Все-таки, что ни говори, мои рубашки шли ей больше самых роскошных туалетов и шикарных платьев.

Рассветное солнце, лучи которого падали в окно, золотило разметавшиеся по подушке огненно-рыжие пряди. Спящая, она была такой милой, что, не удержавшись, я провел рукой по ее волосам, а потом по щеке.

Виолетта открыла глаза, а я тут же поднялся, не желая нарушать ее покой.

— Останься, Грэм… — попросила она, и села на постели.

Но я-то понимал, что если останусь, то просто не выдержу и поцелую ее.

— Виолетта, твой муж… — бестолково пробормотал. — Я не хочу…

Вставать между ними? Быть на вторых ролях?

Хочу, чтобы она любила только меня одного, и никогда не вспоминала о том, другом?

Я не договорил.

— А что мой муж? — как мне показалось, лукаво улыбнулась она.

— Я понимаю, что у тебя остались к нему чувства…

— Чувства? — девушка села на постели, неотрывно глядя мне в глаза. — Грэм, мой муж был последней скотиной! Я его ненавижу, а вовсе не люблю. Представляешь, он хотел меня убить из-за какого-то паршивого сотового телефона!

Облегчение.

Оно было, точно схлынувшая волна.

— А я все эти недели, как идиот, хожу и ревную тебя к нему, — я покачал головой, удивляясь собственной недалекости.

В то же самое время я понимал, что сейчас нужно отвернуться, иначе…

Все. Я не выдержу. Плотину, которую я много дней выстраивал по бревнышку, просто прорвет.

Хотя, ее, наверное, и так прорвет.

— Он изменял мне с лучшей подругой, Андрей. Надеюсь, его приговорили к пожизненному сроку за мое убийство.

Каково же ей пришлось!

Узнала, что ей изменил муж, и сразу же попала в тело Виолы, которой изменял я и вел себя с ней, как последняя скотина.

— Ты никогда больше не почувствуешь себя преданной. Ты будешь самой счастливой на свете. Я тебе клянусь.

Свет восходящего солнца мягко струился сквозь окно каюты, освещая её фигуру.

Я стоял на