Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2 - Александр Дмитриевич Григорьев

Я приехал к тибе да сватом — сватацьсе

За того же за князя да за Владимера

Що на той же Опраксеи да королевисьны!»

А-й отвечал де король да фсё ляхофския:

185. «Я не дам же за князя да за Владимера;

Лутше сватайсе за калику перехожую,

Що за ту же сиротину да за убогую, —

Я не дам-де за князя да за Владимера!»

Ишше много Дунай не розговарывал:

190. Он пошол-де Дунай да ис светлой грыдьни,

Он прыбил-прырубил фсех тут сторожоф,

Он веть сорвал замочик сорока пудоф —

Он зашёл веть Дунай да во светлу грыдьню:

«Уш ты здрастуй, Опраксея да королевисьня!» —

195. «Уш ты здрастуй, Дунай да сын Ивановичь!» —

Ишше брал тут Дунай да за праву руку,

Ён повёл-де Дунай да ис светлой грыдьни.

Ешше ох-те мне, х-те мне да ох-те мнечушко[237]!

А умел меня батюшко споить-скормить,

200. А не умел миня батюшко взамуш отдать

Без того же кроволития без великого!..»

А-й сошол де Дунай да со красна крыльца.

А-й выходит тут король да фсё ляхофския:

«Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь!

205. Ты поди-ко-се ко мне-ка хлеба-соли ись,

И хлеба-соли де ись да пива с мёдом пить!» —

«На приезде ты гостя да не й-учостовал —

На отъезде типерь гостя да не учостовать!»

А-й закрычял тут король да фсё ляхофския:

210. «Уш вы ой еси, панове-уланове»

Уш вы ой еси, пога́ное тотарове!

Вы схватайте-ко Дунаюшка во белы руки!»

А-й ишша тут его панове не ослышылись,

А схватали тут Дуная сына Ивановичя,

215. И повели они Дунаюшка во теплу ли кузничю,

И оковали в оковочьки[238] во мяккия,

И повели-ле тут Дунаюшка во глубок погреп.

А-й у Дуная ясны очи да сомутилисе,

Фсе могучия плечя да шевелилисе,

220. Ишша белыя руки да розмахнулисе:

Он веть прырвал фси оковочьки-ти мяккия.

Ишша нечим тут Дунаю боронитисе, —

Он хватил веть тотарина-та за ноги,

Ишша сам закрычял да громким голосом:

225. «Уш ты ой еси, Добрынюшка Мекитичь млад!

Ты секи-руби старого и малого,

Не оставлей ты не единого на семена!»

А-й зачел он тотарыном помахивать:

А-й куды он махнёт — дак тут веть улица,

230. Повороцицьсе он — дак переюлками;

Ишше сам он к тотарину прыговарыват:

«Тонок ты на желье — да тут не сорвиссе,

Ишше толст на кос<т>ье, — да не изломиссе!»

Фсю прыбили-прырубили силу неверную,

235. Фсю неверную силу да проклету Орду,

Не оста́вили не единого на се́мена.

Тут садилисе они да на добрых коней,

А-й поехали они да скоро-наскоро.

Ехали мало ли много да поры-времени,

240. И говорыл тут Дунай да сын Ивановичь:

«Уш ты ой еси, Добрынюшка Мекитиц млад!

Ты соди́-ко-се ты да со добра коня,

Припади-ко-се ты ко матушки к сырой земли;

Ишша нет ли за нами да фсё погонюшки?»

245. И сошол-де Добрынюшка со добра коня.

Он прыпал-де ко матушки сырой земли:

«Ишша есь веть за нами да фсё погонюшка!»

И говорыл тут Дунай да сын Ивановичь:

«Уш ты садись-ко, Добрынюшка, на добра коня,

250. И поежжай-ко-се, Добрынюшка, скоро-наскоро, —

Я останусе эт<т>а[239] да опочеф дёржать».

Он роздёрнул тут шатёр белополотненой,

И повалилса веть он да й-ёпочеф дёржать.

А-й тут наехала Настасья да королевисьня,

255. И йёна зла полениця да приюдалая:

«Тибе полно-де спать, топере пора ставать,

А-й пора-де ставать да времё ехати!»

И ёто сну молодечь да пробужаицсэ,

Он свежой водой ключе́вой да юмываицьсе

260. И тонким белым полотеньцём да ютираицьсе,

А во сафьяныя сапошки да и ёдеваицсе;

Как садилса веть он на добра коня.

Они розъехалисе на тры попрышша лошадиныя,

Они билисе веть палками буёвыма, —

265. Во руках у их палочьки загорелисе:

Они тем боём друг друга не ранили.

И они секлисе саблеми-ти вострыма, —

И во руках у их сабелки ишшорбалисе:

Они тем боём друг друга не ранили.

270. Они кололисе копьеми-ти вострыма, —

По насадочьках копьиця испомялисе:

Они тем боём друг друга не ранили.

А-й тенулись они тягами жалезныма, —

У их мяккия тяги фсе иззорвалисе.

275. Соходили-де плотным боём — да рукопашкою, —

А-й водились они вёшной день до вечора.

А-й солнышко катицсе ко западу,

А ко западу катицсе — ко закату;

Ю Настасьи права ношка да окатиласе,

280. А и лева-та ножечка подломиласе,

Ишше падала Настасья да на сыру землю.

А-й ишше падал тут Дунай да на белы груди[240].

А-й тут ставали тут они на резвы ноги,

Поехали они по тихим да мелким заводям

285. И стрелеть веть гусей да белых лебедей,

Ишша маленьких пернастых да мелких утицей.

А-й натегала тут Настасья тугой лук розрыфцивой,

Ой она фкладывала стрелоцьку калёною, —

А годила тут Дунаюшку во пухоф колпак.

290. И говорыл тут Дунай да сын Ивановичь:

«Ишше рано ты шуточьки зашучиваш,

Не пора ли тибе шуточьки отшучивать?..» —

«Я годила веть пернастых да мелких утицей,

А попало-то тибе во пухоф колпак!» —

295. «Ты приедёш ко Владимеру на шырокой двор,

Ты напьессе тут зелена вина ты веть допьяна, —

Ты захвастайшее всякима небылицеми!..» —

«Я не буду я тепере я веть хвастати!»

Приехали они ко Владимеру на шырокой двор.

300. И напились они веть тут зелёна вина,

Напилисе они зелёна вина тут веть допьяна.

Тут захвастала Настасья да королевисьня:

«Уш ты жыл веть у батюшка-родителя;

Уш мы ездили во далечо ф чисто полё,

305. Становили мы колечико серебрено;

Ишше я-ли тибе веть