«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

– Восемнадцать лет назад ректор нашей театральной академии предложил мне набрать небольшой курс театроведов. Пятнадцать человек. И даже выхлопотал пять бюджетных мест, – заговорила Стрекалова ровным спокойным голосом образцовой гимназистки. – Конкурс оказался достаточно большим, особенно, разумеется, на бюджетные места, и одно из них совершенно заслуженно получил Кирилл. Он был старательным мальчиком, что не часто встречается, когда у человека есть еще и талант. К сожалению, чаще всего – либо одно, либо другое. Все мои студенты весьма успешно окончили вуз, так или иначе связали свою жизнь с театром, в разных направлениях, в разных городах, а двое потом даже выучились на режиссеров. Но именно Кирилл был моим любимым учеником. Хороший театральный критик – это глубокие знания, тонкое восприятие, цепкий глаз, легкий стиль… В общем, целый набор определенных качеств. Кирилл всегда хотел быть свободным художником, считал, что только это позволяет критику иметь независимые суждения, а свобода дорого стоит. В данном случае – это необходимость довольствоваться скромными гонорарами, особенно для критика без достаточно наработанного имени. Конечно, в нашем городе несколько театров, но обрести имя можно только в Москве или в Петербурге. Поэтому именно я посоветовала Кириллу, когда у него умерла мама, перебраться в столицу.

– И он там наработал имя?

– В определенном смысле – да. По крайней мере, к его суждениям многие прислушиваются.

– И стал хорошо зарабатывать на наработанном имени?

Стрекалова неопределенно повела плечами:

– Вероятно, на жизнь хватало. Но уж точно, не барствовал. Впрочем, Кирилл к барствованию с детства был не привычен. Мама его одна растила, а мама, если мне не изменяет память, трудилась в библиотеке. Прилично зарабатывать Кирилл начал, когда вдруг стал писать пьесы, и эти пьесы стали охотно брать театры. Да, я в определенном смысле приложила руку к его популярности, – Гертруда Яковлевна тонко улыбнулась. – Его первая пьеса получила первое место на конкурсе современной драматургии, а я дополнительно привлекла внимание и к первой пьесе, и ко второй, написав рецензии на сайт «Современная драматургия». Вы вряд ли о нем слышали, но в профессиональных кругах он очень авторитетен. А у меня все-таки сохранился свой авторитет. В общем, к Кириллу пришло признание, причем на редкость быстро.

– То есть все десять лет, что Лепешкин жил в Москве, вы поддерживали отношения? – уточнила Вера.

– Ну-у-у… первые годы не слишком часто. Он ведь как уехал, так сюда ни разу не приезжал. Однако звонил несколько раз в год, на день рождения и на праздники обязательно. Правда, пару раз мы в Москве виделись, еще в те времена, когда я сама ездила. А вот когда Кирилл занялся драматургией, мы стали общаться чаще.

– Он с вами советовался по поводу своих пьес?

– В общих чертах… – Стрекалова вновь неопределенно повела плечами. – Но мнением моим интересовался.

– Михаил Семенович Дудник сказал, что Лепешкин дал право первого показа театру не без вашей помощи. Вы уговорили Лепешкина?

– Я порекомендовала, – уточнила Стрекалова. – Все-таки наш город Кириллу родной, музыкально-драматический театр весьма приличный, а Дудник предложил, насколько я понимаю, весьма хорошие условия. Финансовые, имею в виду.

«Интересно, – подумала Вера, – эта старая критикесса действительно так хорошо умеет держать себя в руках или ее, по большому счету, смерть Лепешкина не слишком задела? А почему, собственно, она должна впасть в трагедию? Ну, был любимым учеником, периодически позванивал, даже творческими планами делился… Однако же не близкий друг и тем паче родственник… Да и виделись они за десять лет считанные разы».

– А вы с Кириллом в последнее время случайно не виделись? – спросила Вера, натолкнувшись на удивленный взгляд Стрекаловой.

– Почему «случайно»? Случайно можно на улице столкнуться, а мы с ним виделись, потому что договорились. Кирилл навестил меня буквально через пару дней после своего приезда. Рассказал, что купил в Москве квартиру, там ремонт, а он решил переждать здесь, в некотором смысле отдохнуть от столичной суеты, поприсутствовать на постановке.

– Вы ничего необычного в его поведении не заметили? – задала банальный и редко имеющий внятный ответ вопрос следователь Грознова. – Может, Лепешкин чего-то опасался, о чем-то беспокоился?..

– Люди редко ничего не опасаются и ни о чем не беспокоятся, – заявила с ноткой назидания Стрекалова. – Но если вас интересует нечто серьезное… Так ничего такого я не заметила.

– И никого, кто мог бы угрожать Лепешкину, вы не знаете тоже, – ничуть не усомнилась Вера.

– Не знаю, – подтвердила критикесса.

– А может, конкуренты? Завистники?

– Боже мой! – Стрекалова издала смешок, больше похожий на фырканье. – Во-первых, потребность в хороших пьесах больше, чем самих хороших пьес. И для талантливого драматурга театр, и не один, всегда найдется. Правда, надо уметь о себе заявить. Это называется: раскрутиться. Но конкуренция здесь ни при чем. А во-вторых, мир искусства – это сплошная зависть. Но если бы из-за этого убивали… в искусстве вообще бы никого не осталось. А Кирилл был не из тех, кто плодит вокруг себя врагов.

…На прощание Вера оставила Гертруде Яковлевне свою визитку и покинула ее дом со странным ощущением: всевозможной информации – хоть лопатой загребай, а чего-то ценного – на чайную ложку не наберется. Впрочем, так случалось нередко. И нередко случалось, что какой-нибудь мусорный камешек оказывался настоящим бриллиантом.

Глава 6

Роману Дорогину нравилось работать с Верой Грозновой – в отличие от целого ряда коллег по уголовному розыску, которые говорили: хорошая вроде баба, но с выкрутасами. Что вкладывается в понятие «выкрутасы», никто, впрочем, объяснить толком не мог.

Они познакомились четыре года назад, и Романа поначалу удивило, что следачка сразу отвергла формальности, не стала держать дистанцию, не отдавала приказы и вообще очень быстро предложила перейти на «ты» и называть друг друга по именам. Хотя обычно представители следственного комитета относились к полицейским как к обслуживающему персоналу. Уже позже Дорогин заметил, что Грознова вела себя на равных практически со всеми, включая дворников и уборщиц, хотя умела соблюдать (по ее определению) «протокол», который терпеть не могла, но что поделаешь, если порой приходится. Впрочем, умела она и вмазать по полной – не физически, разумеется, а словесно, причем без грубостей, порой даже ласково, но так, что человек начинал выглядеть полным идиотом и посмешищем.

«И как ты отважилась со своим характером пойти под погоны?» – спросил однажды Роман, а Вера ответила: «Ну должна же быть в нашей „системе“ белая ворона».

Сотрудник уголовного розыска Роман Дорогин сам вызывался работать со следователем Верой Грозновой, что в определенный момент породило слухи,