Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен

Мы соврали на княгинушку девяти годов».

Как садились-то они на добра́ коня

И приехали они к широку двору.

80 Исцелял-то он княгинушку девяти годов.

Доставал-то он её да тело белоё.

(Будто и оживил как ведь этот Кащей бессмертный!)

132

ПРО МОРЯНОЧКУ

Как во славном было городи во Киеви,

Была-то там жила дак молодая вдова.

И у той-то вдовы да было девять сынов,

А десята бы́ла дочка красная девушка,

5 Ише братьица сестру да всё лелеяли.

Ро́дну маменьку свою они спокинули,

И спокинули, побросили, в разбой са́ми ушли.

После братьей да мать возро́стила дочку свою,

И возро́стила её да замуж выдала

10 За того ли ку́пця-гостя́ морянина;

И повез свою моряночку за синё-то морё,

За синё-то морё да во своё-то село.

Они год-от там живут, мало́ другой живут,

Они прижили себе да малого детишша.

15 Да хотела-то моряночка в гости к матушки,

А морянин-от моряночку скоро-то слушаёт,

И пошел-то наш морянин на конюшин двор,

Ише выбрал он коня да лошадь-ту добренькую

И молоденьку лошадку-ту неезжалую.

20 И садились-то они на добра́-то коня,

А как малого дитя они с собой брали.

Они день-от там едут, мало́ другой едут, —

Пристыгаёт-то морянина ноченька тёмная,

Ише долга-та ноченька осённая.

25 Привязали-то добра коня ко березочки бело́й

И роздёрнули шатер тонко́й поло́тьненой,

Насыпали пшеници да белоя́ровой.

Ише сами-то с моряночкой они спать легли,

Ма́ла детишша себе да во серёдочки брали́.

30 А морянин-от со детишшом крепко-то за́спали,

А моряночка не спит да и думушку думаёт.

И не шум-от там шумит, мало́ не гром гремит —

И приехало-то к им девять разбойников,

Они ссекли у морянина буйну-ту го́лову,

35 Мала де́тишша они да пополам рвали́,

А моряноцьку молоденьку с собой взяли́.

Тут заплакала моряночка молоденькая.

Они стали-то моряночку расспрашивать:

«Ты какого-то отца? Да чьей ты матушки?

40 И какого-то ты города уездного?»

— «Уж я во славном была городи во Киеви,

Там жила-то ведь была да молода-та вдова,

А у той-то у вдовы да было девять-то сынов,

А десята была дочь я, красна девушка,

45 И нас братьица родны́ да всех спокинули,

И покинули, побросили, в разбой ушли.

После ефтих, после братьей меня мать возро́стила,

И споила-то, скормила да замуж выдала меня

За того ли меня гостя морянина.

50 Мы уехали с морянином за синие моря,

И увез меня моряночку в свое-то он село.

Уж мы год-от с ним жили, мало́ другой жили́,

А прижили себе дак малого детишша.

И повез меня морянин-от в гости-то

55 К матушки ко своей в гости-ти».

Тут заплакали-то братьица родимые мои:

«Уж ты вой еси, моряночка молоденькая,

Ише ты ведь нам сестричушка родименькая,

Мы убили-то ведь зятелка любимого

60 А погубили мы племянничка родимого».

Привезли они моряночку ко маменьки,

Ише стали-то они да тут со матушкой своей

Во славном-то ведь городи во Киеви.

(Тут и поселились. Тим и кончилось).

——

Елизавета Васильевна Субботина

Е. В. Субботиной в год записи былин было 59 лет. Родилась она в Верхней Зимней Золотице. Была замужем за рыбаком-промышленником из Нижней Зимней Золотицы. Муж ее, Федор Васильевич Субботин, был родным братом сказительницы Парасковьи Васильевны Онуфриевой и Анны Васильевны Стрелковой. Грамоте Е. В. Субботина обучена не была.

В начале тридцатых годов Елизавета Васильевна уехала из Золотицы, жила после смерти мужа у детей то в Мурманске, то в Архангельске, то у замужней дочери в Сибири, но почти каждое лето приезжала на родину в Золотицу.

В 1943—1944 гг., когда производилась от нее запись, былины помнила плохо, говорила: «Кабы я часто пела, голос бы направился, так бы приловчился...», «а когда в Архангельске пропевала старушкам (на кухне, в коммунальной квартире), мне говорили: «Ты поди в компанью к Марфе Семеновне».

Е. В. Субботина, по ее словам, перенимала старины от «деда Почошкина» (Ф. Т. Пономарева) и свёкра Василия Ефимовича Субботина: «У него Марков не записывал — наши этим не интересовались и в мир своих слов не выпускали». Спев про женитьбу князя Владимира, Е. В. Субботина сказала: «Уж забыла, от кого и слыхала. Пел Почошкин на страды, пели и другие, вот оно всё и скатывалось». Любила Е. В. Субботина послушать и сказителей Крюковых: «Я и похаживала, бывало, к ним... А дедушко Гаврило Крюков пел для себя. Когда что делат, сидит и поет. Тогды люди в старо время этим заняты были, а теперь патефоны и грамофоны — други веселья пошли. А прежны люди были тёмны и старины знали, а теперь за этим не гонятся, некому и старины скласть».

133

ПРО ДОБРЫНЮ МИКИТИЧА [БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ]

Раньше-то Рязань да слободой была,

А нонче-то Рязань слывёт целым городом.

В том городи было Рязани

Жил старой козак Микитушка Микулич млад.

5 А Микиты-то сроду было шестьдесят лет, —

А снарядов-то снёс шестьдесят,[95]

А срывочных-то, срывочных числа-смёту нет.

Микита стал пре старости,

А Микулич млад преставилсе.

10 Оставалась у Микиты велика́ семья,

Велика́ семья да молода жена,

Оставалсе сын-от ясно́й соко́л,

Ясно́й соко́л Добрынюшка Микитич млад.

Был пяти годов, стал шести,

15 Выучился Добрынюшка вострой грамоты,

Запоезживал Добрынюшка во чисто́ полё,

Стал он палицю-ту бросать по подне́бесью,

Стрелочку-то стрелка́л он под о́блака.

Проходила про Добрынюшку вес[т]ь до Киева,

20 От Киева прошла до Чернигова,

От Чернигова прошла до Мурова,

Проходила-то вес[т]ь до старого козака до Ильи Муровца:

«Некой-то богаты́рь — поеду узнаю,

На леву́ доло́нь я посажу, право́й прихлопну,

25 Только сок пойдет!»

Приезжал в тот город во Рязань

А ко бедному вдовьему домишшочку,

Он крычал своим да громким голосом:

«Где Добрынюшка Микитич млад?»

30 Тут выходила Амельфа Тимофеевна

На ветробуесто крылечушко,