Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова - Автор Неизвестен

Говорил-то Добрыня во трете́й након:

«Уж ты ко́его города, коей земьли,

Ты какого отца да какой матери?»

Отьвечят-то Илеюшка, Илья Муромець:

125 «Я того жо города-та Мурома,

Ише сильни каза́ка да Илья Муромець».

Да скакат-то Добрыня со белы́х грудей,

Да берёт-то Добрыня да за белы́ руки

Ише падат Добрыня во резвы́ ноги:

130 «Ты просьти миня, Илеюшка, в таковой вины!

Кабы знал-то ише, ведал, Илеюшка,

Не сидел бы у тибя да на белы́х грудях».

Тут побра́тались братаны да покрестовались:

«Уж ты будь-ко мне-ка, Илеюшка, да вторы́й отець».

135 Тут поехали братанушки в красён Киев град

Да ко славному Владимеру ко киеську.

Приежает к Владимеру на широкой двор;

Да стречят-то Владимер стойно-киеськой:

«Уж ты здрастуй, Илеюшка, Илья Муромець!

140 Уж ты здрастуй, дородьнёй доброй молодец!

Я тибя-то, доброй молодець, не знай, как зовут».

Говорит-то Илеюшка, Илья Муромець:

«Ише на́ имя — Добрынюшка Микитичь млад».

———

Марья Сергеевна Точилова

X. Марья Сергеевна Точилова, девица лет 60. По ее словам, за нее сваталось шесть женихов, но ни один из них ей не понравился, и она предпочла остаться в девках. Если не ошибаюсь, в молодости она жила в одном из скитов: Онуфриевском или Игнатьевском (см. с. 254, 1002; последний находится верстах в 60-ти от Золотицы, недалеко от реки Ру́чьев), и там выучила некоторые старины; но большую часть своего обширного репертуара она переняла у отца. В своем селе она слывет замечательной сказательницей; к сожалению, я мог записать у нее очень немногое. Она долго не соглашалась мне петь, подозревая, не явился ли к ней дьявол в моем образе,[434] или не послан ли я правительством проверять рекрутов, или не увезут ли ее в Москву, если она споет старины. Кроме предлагаемых здесь былин, она знает: 1) «Первую поездку Ильи Муромца», 2) «Как Алеша отнял жену у Добрыни» и многие другие.

109. ДУНАЙ

Да у ласкова князя да у Владимера

Заводилось пированьё ёго, поце́сён-от пир,

Он на много князей жа, на многих бо́яров,

Он на руських могуцих на бога́тырей

5 Да на вси полени́ци да преуда́лыя.[435]

Да Владимёр-от по полу запохаживал,

Да он белыма руцьками помахивал,

Он русы́ма кудрями принатряхивал:

«У мня вси были в городи испоже́нёны,

10 У мня красны деви́ци да за́муж были выданы.

Токо я один во городи холостой хожу,

Я холо́ст хожу себе, неженат слыву.

Вы не знаете ли где-ка, братцы, мне обруцьници,

Вы обруцьници где мне-ка, портомойшици,[436] —

15 Уж возростом немала и умом сверстна,

У ей бело лицё шьтобы — белой снег,

У ей цёрны брови будто были у соболя,

У ей оци-ти ясны будто были у сокола,

У ей я́годьници-ти были будто маков цьвет, —

20 У того жа у соболя у сибирьского,

У того жа у сокола переле́тного?»

Ише бо́льшой за меньшого хоронитьце,

От большо́го-то, братцы, всё отьвету нет.

Да выходит Добрыня да сын Микитиць-от

25 З-за того жо стола-та из-за угольнёго,

Он со той жо скамеёцьки з белоду́бовой,

Подьвигаитьце к ёму потихошенько,

Уж он рець говори ёму помалёшенько:

«Бласлови миня, Владимёр-от, слово вымолвить,

30 Не моги миня за́ слово-то скоро́ сказнить,

За одно же слово моги миня помиловать». —

«Говори-тко, Добрынюшка, шьто те надобно». —

«Уж я знаю, тобе есь где обручьниця;

Хоша сам не видал, то у людей слыхал,

35 Уж я цюл-то у брателка названого,

Я от молода Дуная сына Иванова.

Да сидит у тибя он да в тёмной те́мьници,

Он за ту беду сидит, за напраслинку;

Да сидит у тя Дунаюшко в тёмной те́мьници

40 Тридцеть лет ведь сидит, весь во мху оброс». —

«Вы пойдите-ко, слуги да мои верныя,

Вы берите, мои слуги, да золоты клюци,

Отмыкайте-тко, слуги, вы те́мны же́,

Выпускайте мне Дуная сын-Иванова».

45 Они брали эти слуги да золоты́ клюци,

Отмыкали эти слуги те́мны те́мьници,

Да привели они Дуная сына Иванова,

Наливали ёму цяру да зелёна́ вина,

Небольшу таку, немалу — да полтора ведра;

50 Да примаитце Дунаюшко единой рукой,

Выпивал там Дунай да едины́м духом.

Наливали ёму цяру пива пьяного;

Да примаитце Дунаюшко единой рукой,

Выпивал-то Дунай-от едины́м духом.

55 Они третью наливали да мёду ёму сладкого.

Ише тут-то Дунаюшко весёлой стал,

Он весёлой стал, позаговаривал.

Да Владимёр-кнезь по полу запохаживал,

Уж он белыма руцьками помахивал,

60 Да русы́ма кудрями да принатряхивал,

Уж он сам говорил ёму таковы слова:

«Уж ты вой еси, Дунай дак сын Ивановиць!

Ты не знашь ли ты где мне-ка обруцьници,

А обруцьници ты где мне, портомойници,

65 Шьтобы возрастом нема́ла была, умом сверстна,

Шьтобы было лицё у ей будто белой снег,

У ей цёрны брови будто были у соболя,

У ей оци-ти ясны будто у сокола, —

Да походоцька у ей-то шьтобы была павиная,

70 У ей ти́ха рець была лебединая, —

У того жа у сокола у сибирьского,

У того жа у соболя переле́тного?» —

«Уж я жил-то во городи в Ляхивоньския,

У того же короля я земли Задоньского,

75 У ёго я три года жил во клюцьниках,

Уж я три года жил у ёго в замочьниках,

Уж я три года жил у ёго в стола́рьницьках;

Я видал-то — у ёго да есь две доцери:

А перьва́ доць-от Настасья да Королевицьня,

80 Они езьдит по цисту́ полю, полякуёт,

А полякуё, езьдит она розбойниця,

Да словё поленицей да преуда́лою

Да стоит-то в цисто́м поли поединьшицьком;

А втора доць Опраксея есь Королевисьня.

85 Опраксеюшка тибе будёт твоя рука,

Да рука-та будёт, твоя