Зимовьё на Гилюе - Сергей Артурович Шаманов

меня на лифте из подземного хранилища. Но в журналах я читал не всё, а только рассказы об охотниках-промысловиках и о повадках диких зверей. Меня угнетали статьи с расчётами навесок пороха и дроби, изобилующие математическими формулами, или с описанием баллистических свойств той или иной замысловатой самодельной пули. Такие материалы напоминали задачи по алгебре, которую я не понимал и недолюбливал. Кроме журналов я запрашивал книги о следах лесных зверей. Я даже завёл себе специальную тетрадку, в которую перерисовывал отпечатки всей живности, что водилась в наших краях. Но если мне попадались какие-то интересные следы обитателей пустынь и саванн, я их тоже перерисовывал, просто из любви к процессу. Макс предпочитал книги с полезными советами – как развести костёр, какой топор лучше взять в тайгу, как построить шалаш и тому подобное, а также с увлечением читал всё, что было связано с рыбалкой.

С наступлением весны мы заштопали и заклеили порванную лодку деда Ильи, найденную после наводнения, купили новые сети и шахтёрские фонарики. Для этого нам с другом пришлось попрощаться с почтовыми марками, к которым, впрочем, мы уже давно потеряли интерес. Я продал свою коллекцию втайне от матери, и, когда обнаружилась недостача трепетно пополняемых и оберегаемых ею альбомов, я вынужден был прослушать несколько эмоциональных нравоучительных лекций, получить много обидных эпитетов в свой адрес, а потом мучиться угрызениями совести и осознанием собственной безответственности.

Лето выдалось тёплым и сухим. Дождей было мало. Гилюй обмелел, открыв много уловистых ям, где мы ставили сети и ловили тайменей, ленков, щук, сомов, чебаков. Ночевали у костра, делая стоянки возле многочисленных древесных наволоков на обширных сухих косах, изредка кочуя с места на место – то на остров Тополиный, то снова на берег. Дома мы появлялись редко. Нам не хотелось надолго оставлять обжитую реку с разбросанными по ней вещами и временными стоянками.

Мы часто вспоминали деда Илью и Саньку Мохова. Не верилось, что их уже нет. Нам не хватало спокойной мудрости старика и бесшабашного веселья рыжеволосого лесного отшельника.

В то лето к нам в компанию присоседился Ванька Филин. Он не любил рыбалку, не помогал нам ставить и проверять сети, скептически относился к удочке и спиннингу. Но ему нравилась кочевая жизнь под открытым небом. Он был весёлым парнем, любил вкусно поесть, понимал толк в кулинарии и целыми днями упражнялся в приготовлении различных блюд на костре, чему мы с Максом были очень рады. Ванька был самым младшим из нас. Род его шёл от читинских гуранов[52]. Филин был смуглый, черноволосый, невысокого роста, слегка раскосый, как и все коренные забайкальцы. В речи его то и дело проскакивали забавные для нас читинские словечки – «стрелят» вместо «стреляет», «хиус» вместо «ветер».

В конце августа погода испортилась. Дующий с востока «хиус» натащил с Тихого океана всклокоченные водянистые тучи, которые обрушились на тайгу холодными, нудно моросящими дождями. Избыточная влага стекала по склонам сопок в ручьи и небольшие речки, которые несли свои воды в Гилюй.

Гилюй распух, поднялся, налился силой, течение его снова стало быстрым и грозным. Пришлось вынуть из реки сети, наспех почистить их от крупного мусора и уложить в рюкзаки. Вместо сетей на одной из широких речных кос, глубоким мысом врезавшейся в реку и образовавшей ниже по течению большую спокойную заводь с илистым дном, мы насторожили около десятка закидушек с острыми крючками.

Закидушки поставили вечером. Прицепили к крючкам живых гольянов, забросили в воду, натянули леску на вбитые в берег ивовые тычки и подвесили колокольчики. Там же, на косе, разожгли костёр, возле которого дремали, изредка вскакивая на звонившие то там, то сям колокольчики. Иногда выуживали на берег небольших скользких и длинных налимов, но чаще разочарованно ругались – многим рыбинам удавалось сойти с крючка.

Около двух часов ночи жор у налимов прекратился и колокольчики замолчали. Морось плавно перешла в небольшой дождь. Мои напарники, плотнее укутавшись в прорезиненные плащи ОЗК[53], жались во сне к огню, изредка поворачиваясь к нему то животом, то спиной. Намокший костёр уже не трещал весело, а обиженно шипел; я не спал, изредка подбрасывая в него дрова.

Вдруг вдалеке тоскливо задребезжал колокольчик. Я включил шахтёрский фонарик и пошёл на звук. Через несколько минут в моих руках уже извивался чёрной блестящей змейкой налим, запоздавший сегодня с трапезой. Перезабросив снасть и заново насторожив колокольчик, я направился к овощной мелкоячеистой сетке, которую мы использовали вместо садка и которая лежала в заводи напротив нашей стоянки. Потянув за шнур, я не почувствовал приятной тяжести рыбы. Оказалось, что весь наш ночной улов уплыл через неведомо как образовавшуюся дыру. В сетке лениво ворочались лишь два самых крупных налима. Я осветил заводь фонариком и заметил возле противоположного берега бултыхающееся небольшое мохнатое существо. Неужели ондатра?! Так вот кто сетку прогрыз и оставил нас без рыбы!

Дыра была в самом низу, я завязал в том месте узел, положил к уцелевшим налимам только что пойманного их собрата и отнёс улов к нашей стоянке. Затем подбросил в костёр так много дров, что друзья от жара отползли от него на несколько метров, всё так же, впрочем, не просыпаясь. И, взяв фонарик и лодку, которую тянул за собой по мелководью, отправился на остров Тополиный, расположенный в полукилометре выше по течению от нашей стоянки. На старом лабазе деда Ильи я давно приметил валявшийся без дела небольшой соболиный капкан.

Дойдя до протоки, я переплыл её, легко отыскал тропу среди зарослей тальника и, подсвечивая путь фонариком, направился к месту старого рыбацкого зимовья. Зимнее чтение охотничьих журналов не прошло для меня даром. Я хорошо запомнил статью, в которой подробно рассказывалось, как ловить ондатру капканами. Пакостница будет наказана.

Капкан оказался старым и очень ржавым. Вернувшись к реке, я долго тёр его крупным песком, счищая хлопья коррозии. Затем отыскал на стоянке кусок проволоки и привязал её к кольцу пружины. Снова закинул сетку с почти уснувшими налимами в заводь, положил рядом с ней кусок толстого, напитанного водой бревна и проволокой закрепил на нём капкан. Сетку с рыбой я утопил не полностью, а так, чтобы шевелящиеся в ней узники создавали плеск, который привлечёт грызуна.

На всю эту работу у меня ушло около двух часов. Я снова подбросил дров в затухающий костёр и, укутавшись в плащ, с чистой совестью задремал. Ночь близилась к исходу. Дождь усилился. На реке шумно булькал перекат. Тайга монотонно шелестела под струями дождя.

В предрассветной серой мгле