Ванечка и любовь - Микита Франко

вечером вернуться сюда как обычно, счастливые… И завидовал им ужасно, а они, возможно, шли и думали: «Ненавижу эту работу, ненавижу этот город, ненавижу этих людей». И если бы знали, что у меня сегодня самолёт в Канаду, они бы позавидовали мне.

Прощаясь накануне с Зоей Григорьевной, я спросил у неё, почему нам достаётся не то, что мы хотим. Столько людей хотят уехать из России – почему бы судьбе, вселенной или какому-нибудь богу не подселить в гейскую семью таких? Я, конечно, не говорил про гейскую семью, но подумал. Подумал, что есть много детей, которым бы такой опыт понравился больше, чем мне.

А она сказала:

- Мы получаем не то, что хотим, а то, что нам необходимо.

Я её не понял. Мне не то чтобы были необходимы геи. Ну, в смысле, и без геев можно прожить.

Наконец, они вынесли все вещи, Лев попросил вызвать такси. Я вызвал. Я делал всё, что необходимо, я ничего не планировал срывать. Хотя думал: «Ну зачем, зачем я это делаю, ведь я не хочу, не хочу, не хочу…». Но я делал всё.

Из подъезда вышла Лёта. Глупо послонялась возле наших чемоданов. Спросила:

- Уезжаете?

Как будто это что-то ещё могло значить! Уже все в курсе были, что мы в Канаду едем. Не знаю, почему, но соседи всегда всё знают, кроме того, что у тебя родители геи – от этого им смешно.

Лёта ходила вокруг нас, ходила, а потом вдруг села на лавочку возле меня и заревела. Я аж растерялся – ничто не предвещало слёз, а тут…

- Ты чё? – спросил я.

А она говорит:

- Не уезжай, пожалуйста…

Я удивился:

- В смысле?

- В коромысле! – прохныкала Лёта. – Ты чё, тупой?

- Сама тупая, - обиделся я.

Но она не успокаивалась, и поэтому я снова спросил:

- Чё ты ревёшь?

И родители начали спрашивать, всё ли у неё нормально. А она просто плакала и повторяла:

- Ну, не уезжай, пожалуйста!.. Вы что, из-за меня?

- В смысле – из-за тебя?

- Из-за того, что я тебе в стену ногами стучу? Я не буду больше стучать…

- Дура что ли, причём тут это!

- А что тогда? – Лёта подняла на меня заплаканные глаза.

Она протирала их рукавом кофты, но они снова стремительно намокали, она ещё раз протирала, а они опять…

- Разве тебе у нас плохо? – всхлипывая, спрашивала она. – Зачем уезжать?.. Скоро Нина приедет. Вообще всё нормально будет. Если хочешь, я пацанов за тебя побью, чтобы они к тебе не лезли больше. Я их умею бить, честно…

Она говорила, говорила, и мне вдруг тоже захотелось плакать. То ли потому, что она упомянула Нину, то ли не знаю…

Короче, я тоже заплакал, и, плача, сказал ей:

- Это же не я решаю… Я и не хочу уезжать…

И мы начали вместе ныть, почти в унисон. Родители неловко стояли рядом, а Мики хихикал.

Рядом остановилась машина – наше такси. Слава и Лев начали загружать в багажник вещи, а мы всё плакали с Лётой. Она: «Не уезжа-а-а-й», а я: «Я и не хочу-у-у».

Глядя на нас, Слава попросил водителя:

- Подождите, пожалуйста, детям нужно попрощаться.

- У вас три минуты, - грубовато ответил тот.

Мы с Лётой посмотрели друг на друга, понимая, что смысла ныть больше нет. Она, всхлипнув, спросила:

- Ты точно не хочешь ехать?

- Точно, - тоже всхлипнул я.

Она встала. Попросила:

- Проводи меня до подъездной двери.

Я кивнул, и мы медленно пошли.

Она открыла дверь домофонным ключом, потянула на себя, зашла на порог. Мы ещё немного так постояли – с открытой дверью. Потом она говорит: - Ты только не обижайся на меня.

- За стучание ногами? – спросил я. – Да ладно…

- Нет, не за это.

- А за что?

А она:

- Схватись за створку здесь, - и показывает на место рядом с домофоном.

- Зачем? – спросил я.

- Сюрприз.

Я схватился правой рукой.

Дальнейшее произошло раньше, чем я успел что-то понять. Лёта со всей силы дёрнула на себя эту тяжеленную металлическую дверь, и она прихлопнула мне руку. То есть, не прихлопнула, а раздавила всмятку – я подумал, что у меня отлетели пальцы, такая была боль!

Я заорал. Сначала просто:

- А-а-а-а-а!!!

А потом:

- Ненавижу тебя, дура!!!

А она заорала:

- Тоже тебя ненавижу, идиот!

И убежала. Просто убежала к себе домой, вверх по ступенькам.

А я так и держал руку там, на створке, потому что больше не чувствовал кисть, мне казалось, что вместо неё теперь кровавый распухший кусок мяса без пальцев – что там на самом деле, я боялся смотреть, и ныл с зажмуренными глазами.

Родители засуетились вокруг меня: отлепили от двери, аккуратно усадили на лавочку. Лев начал осматривать мою руку, и задавал дурацкие вопросы, типа: - Так больно? А так больно?

А я орал:

- Хоть как больно, хватит это делать, а-а-а-а!!!

- Пошевелить можешь?

- Нет!!!

Тогда он вынес вердикт:

- Надо везти в травмпункт.

- Что там? – спросил Слава.

- Может быть перелом. Нужен снимок. Выглядит плохо.

- Ага, ужасно, - поддакивал Мики, от чего мне вообще делалось тошно.

Я всё ещё не смотрел на свои пальцы, представляя их отсутствие на руке.

Слава посмотрел на часы. Сказал:

- Опоздаем на самолёт, если поедем.

- Хорошо, - спокойно ответил Лев. – Тогда давай выбирать: Канада или рука ребёнка. Тебе что дороже?

Слава многозначительно посмотрел на Льва и обернулся к таксисту:

- До травмпункта подбросите?

- Хоть куда, давайте уже быстрее, - ворчал он.

Слава вздохнул:

- Мики, помоги выгрузить вещи обратно… Занесёшь домой сам?

- Ага, - радостно кивнул он, довольный, что мы никуда не успеваем.

Лев подвёл меня к машине, открыл передо мной дверь. Почувствовав себя виноватым за всё, что происходит, я утешительно сказал им:

- Может, ещё успеем?

Но Слава ответил:

- Нет.

Уже в машине, по пути в больницу, он достал телефон, что-то в нём посмотрел. Сообщил Льву:

- Я попробую обменять билеты на другую дату.

Я всхлипнул:

- Мы всё равно уедем?

Лев хмыкнул:

- Конечно, у тебя же не кома.

- Да, - задумчиво произнес я, посмотрев, наконец, на свою синеющую руку. Это не кома…

конец первой части