Мама. Папа. Я - Малкольм Даффи

И про маму не забыли.

– Каллум любил Ким, – сказала Луиза и остановилась, чтобы высморкаться. – Он знал, что нашел настоящее сокровище, когда познакомился с ней. Она сделала его счастливым. И надеюсь, сама нашла рядом с ним свое счастье.

Я чуть в голос не рассмеялся.

– Это был такой добрый и заботливый человек.

Мама сжала мою руку. Мы-то с ней знали правду.

Никто не сказал о нем ни единого дурного слова. Наверное, обливание грязью на похоронах не очень приветствуется в принципе. Когда рассказы родственников закончились, занавес опустился, как в кинотеатре, и гроб скрылся с наших глаз. И все. Конец. Мы медленно поползли к выходу под какую-то американскую песню под названием «Мой путь». Я решил, что это мама ее выбрала, потому что там были слова про удары судьбы. Спрошу у нее как-нибудь. Только не сегодня.

После похорон мы все поехали к брату Каллума. Его дом был даже больше, чем наш. Три гаража, сад, больше напоминавший парк, шесть туалетов и телик размером со стол для пинг-понга. Детям включили мультики. Обычно я их не смотрю, но сегодня другое дело. Все лучше, чем то и дело напрягаться в ожидании расспросов. Взрослые просто стояли на кухне с чашками чая в руках, ели канапе, разговаривали вполголоса, как школьники на уроке.

Я хотел пойти в сад погонять мяч, но мама не разрешила. Не дело играть в футбол после похорон. Интересно, сколько времени должно пройти? Обычно когда кто-то умирает, перед футбольным матчем объявляют минуту молчания – и сразу начинают. Хорошая ведь идея. Не понимаю, почему нельзя было сделать так же.

После чая и канапе мама со всеми попрощалась. Снова начали целоваться, обниматься и плакать. Кто-то стал обнимать и меня. Потом мы сели в машину тети Тины и поехали обратно в Гейтсхед. Нет в мире ничего скучнее скоростного шоссе, особенно когда пробки, когда мама сидит грустная, никто не болтает, а ты сделал то, чего нельзя. Но именно так и прошла поездка домой.

Тетя Тина высадила нас у входа. Мама целую вечность обнимала сестру.

– Держись, Ким.

– Постараюсь, – ответила мама.

– А ты присматривай за ней, – сказала тетя Тина, взглянув на меня.

Странно было возвращаться в дом мертвеца. Каждый раз, заворачивая за угол, я ожидал увидеть его. Вот он улыбается, треплет меня по волосам, дает деньги, называет Генералом. Но стоило мне ощутить хоть капельку грусти, как я напоминал себе вот о чем: теперь он больше никогда не причинит моей маме боль.

Настало Рождество, но ощущения праздника не было в помине. Мы не ставили елку, даже искусственную. Обычный день, только с подарками. Мы могли бы нацепить обратно гирлянду, которая не понравилась Каллуму, но маме наверняка было не до того. Я подарил ей какой-то лосьон и жестяную коробку шоколадного печенья. Теперь ей снова можно было есть его без ограничений. Мама подарила мне игровую приставку и выездную форму «Ньюкасл Юнайтед». Мне очень понравились подарки, но было стыдно, что я так сильно радовался и весь сиял.

– Счастливого Рождества, Дэнни, – сказала мама.

– Счастливого Рождества, мам.

Казалось не очень правильным произносить слово «счастливый», когда маминого жениха убили, но ведь в Рождество все так говорят. Просто так принято.

Я сходил к Эми.

Снова подарил ей духи, а она мне футболку. Поцеловал и обнял ее. Но все было не так, как в прошлое Рождество. На душе было муторно. Я хотел провести с Эми весь день, но мама не разрешила. Вместо этого мы поехали к тете Тине. На душе при каждой встрече с ней было неспокойно, я так и ждал, как она скажет что-то вроде: «А ты написал своему отцу, Дэнни? Открытку рождественскую отправил?» Но она молчала, и у меня сложилось впечатление, что эту тему она никогда уже не поднимет.

Обед вышел очень богатый (запеченная фаршированная индейка и все, что полагается), но я ел мало. Заметил, что и мама особо не ест, гоняет еду по тарелке, будто не знает, что с ней делать. В этом году празднику серьезно не хватило смеха и веселья. Но по крайней мере не было разногласий по вопросу о возвращении домой. Тетя Тина просто вызвала нам такси.

Я думал о папе, о том, что он там делает. Наверное, ест индейку в своей квартирке, смотрит фильмы по телику. Интересно, вернулась ли Меган из Кауденбита? Я не мог перестать думать и обо всем остальном. Я сам не нападал на Каллума, но с тем же успехом мог бы и напасть. Это столкновение на улице произошло из-за меня, это я вложил такую идею в голову папе. Сам он в жизни этого не сделал бы, не попроси я его. Сами подумайте, кто поедет просто так за сто четыре мили от дома по темноте, чтобы выследить и ударить незнакомца?

Я начал с надеждой думать, что, может быть, это был вовсе не папа. Он же сказал, что не станет исполнять мою просьбу, так? Сто раз сказал, что, мол, пусть этим занимается кто-нибудь другой. Может быть, папа заплатил другому шотландцу, чтобы он сделал это вместо него, или Каллум встретил на улице парня из Шотландии и сказал ему какую-нибудь гадость? Легко могу такое представить. И шотландец вломил ему, тем самым продемонстрировав, что сказанное ему не понравилось. Каллум упал и ударился головой. Вот как все могло случиться.

Хотя, скорее всего, нет.

С того самого вечера, когда напали на Каллума, я не мог как следует спать. Хорошо, что наступили рождественские каникулы и можно было часами валяться в постели или просто вырубиться на диване. Мама не находила в себе сил меня пилить. Но когда каникулы закончились, учителя так и накинулись на меня, как будто только этого и ждали.

– Просыпайся, Дэнни, – сказал мистер Хезерингтон. – В спячку зимой впадают медведи, а не люди.

И отовсюду хи-хи-хи да ха-ха-ха.

– Крофт, хватит зевать! – заорал мистер Тобин на физкультуре. – Мне видно, чем ты позавтракал, зрелище ниже среднего.

Хи-хи-хи, ха-ха-ха.

Даже Эми покоя мне не давала.

– Дэнни, я тебя не понимаю. Думала, ты будешь рад. Мама теперь в безопасности.

– Я этому рад.

– А чему тогда не рад?

Я пожал плечами. Слишком устал, чтобы врать.

Эми заглянула глубоко мне в глаза, как офтальмолог на приеме.

– Как бы