Жанры печатных и электронных СМИ - Екатерина Максимовна Пак

Психологизм как художественный метод в изображении человека. Художественные тенденции в изображении человека напрямую связаны в современной публицистике с проблемой проникновения во внутренний мир личности, для чего необходимо предпринять анализ духовно-нравственной жизни героя. Но и этого недостаточно. «Проникновение во внутренний мир человека, – отмечает И. А. Гайдученок, – требует пытливого разума, взволнованности, сопричастности, сердечной муки и тонкого движения души»[334]. Сложность такого проникновения предполагает художественное и одновременно научное видение человека. Чтобы прикоснуться к тонкой душевной организации личности, журналист должен хорошо разобраться в субъективном мире героя, познать его душевное состояние, заглянуть в его чувственно-эмоциональную сферу. Только в этом случае удается проявить духовные истоки поведения конкретной личности. Зачастую, чтобы написать полноценный очерк о человеке, журналисту необходимо настроиться на «волну» его эмоций и мыслей. Только отсюда может возникнуть особая тональность письма: лиризм и исповедальность. В этом смысле очерк – один из самых интимных жанров публицистики.

Методы искусства наиболее адекватны для отражения конкретных, индивидуальных, личностных качеств человека. «Метод литературы, метод искусства в целом – говорить человеку о конкретном, индивидуализированном человеке. Даже типичность характера странным образом не мешает нам видеть за художественным персонажем единичное, неповторимое, своеобразное»[335]. Но если литературный образ – иллюзия, авторский вымысел, но и художественная правда, понимаемая нами за правду действительности, то очерковый образ несет в себе все черты, присущие конкретному человеку. Поэтому в художественно-эстетические задачи публициста входит познание реального духовного мира людей. Хотя, как отмечает М. И. Стюфляева, «при всей документальности публицистики мир, отраженный в ней, принципиально отличается от мира реального. Жизненные впечатления претерпевают художественную трансформацию»[336]. Подобного рода трансформация происходит не только в отборе жизненных фактов, но и в различных приемах изображения человека. К последним мы относим психологизм, который рассматривается в публицистике как метод осмысления личности в соответствии с «алгоритмами» науки и одновременно эстетический принцип изображения характера, предполагающий использование системы художественных средств[337].

Психологические начала в публицистике обусловлены следующими факторами: во-первых, возросшим интересом к внутреннему миру человека; во-вторых, нацеленностью не только на описание социально детерминированных поступков личности, но и на душевные проявления человека; в-третьих, возросшей ролью субъективного фактора в современной социальной действительности[338].

Впрочем, полное и объемное раскрытие внутреннего мира человека, как, например, это обычно предпринимается в литературном произведении, в очерке сделать невозможно. Писатель в обрисовке человека может обратиться к сознанию и самоанализу героя произведения. С этой целью он может вести рассказ от имени героя или представить его лирико-психологическую исповедь. Например, у Достоевского «все устойчивые объективные качества героя, его социальное положение, его социологическая и характерологическая типичность, его душевный облик и даже самая его наружность, то есть все то, что обычно служит автору для создания твердого и устойчивого образа героя – “кто он” у писателя становится объектом рефлексии самого героя, предметом его самосознания; предметом его же авторского видения и изображения оказывается самая функция этого самосознания»[339]. Как видим, у Достоевского действительность становится элементом самосознания героя произведения. «Автор не оставляет для себя, то есть только в своем кругозоре, ни одного существенного определения, ни одного признака, ни одной черточки героя: он все вводит в кругозор самого героя, бросает в тигель его самосознания. В кругозоре же автора как предмет видения и изображения остается это чистое самосознание в его целом»[340].

Самосознание как художественная доминанта служит для Достоевского основой для построения образа героя. В литературе данный прием стал очень распространенным. Но приемлем ли этот способ в изображении публицистического героя? Да, но с определенными оговорками. Если литературный герой (по воле автора) способен вобрать в орбиту своего самосознания весь окружающий его предметный мир, то перед публицистическим героем такой задачи обычно не стоит. В процесс его самосознания могут быть вовлечены только те реальные проблемы, с которыми он непосредственно сталкивается в жизни. Публицистический герой может мыслить и действовать только в тех пределах, в которых он находится; чувствовать и воспринимать мир, исходя из своих индивидуальных особенностей; анализировать и осмыслять свои и чужие поступки, исходя из собственных нравственных представлений, ценностей и жизненных установок. Публицистический герой, наконец, не может выйти за пределы своего характера, темперамента, типичности и т. д. Многомерность психологической характеристики, по мнению М. И. Стюфляевой, обеспечивается за счет неслияния внешнего и внутреннего в реальном бытии личности или за счет разнополюсных психологических зарядов людей, с которыми у героя устанавливаются отношения притяжения или отталкивания, за счет расхождения оценочных мнений, касающихся героя, и т. д.[341] Подобного рода внутриличностные или межличностные противоречия способны, на наш взгляд, проявить не только характер человека, но и его отношение к миру, к людям, к обществу в целом. Описывая то, как герой действует, мыслит, чувствует и переживает, журналисту важно показать и то, как в сознании личности преломляются те или иные факты и события действительности. «В человеке всегда есть что-то, что только сам он может открыть в свободном акте самосознания и слова, что не поддается овнешняющему заочному определению»[342]. Только в форме исповедального, по мнению М. М. Бахтина, может быть дано последнее слово о человеке, действительно адекватное ему.

Процесс самораскрытия героя может быть описан в очерке через монолог или диалог. И в том и другом случае мы будем иметь дело с различными проявлениями его самосознания. Правда, в монологическом замысле, как отмечает М. М. Бахтин, «герой закрыт, и его смысловые границы строго очерчены: он действует, переживает, мыслит и сознает в пределах того, что он есть, то есть в пределах своего как действительность определенного образа…»[343] В монологе герой полностью погружен в себя. Он видит и слышит только себя. Он выражает только собственную точку зрения на вещи. Сознание героя не соприкасается с другими сознаниями. Поэтому мир героя, как правило, предстает перед читателями в одностороннем порядке. Но тем не менее этот явленный читателям монолог ценен и как процесс внутреннего самораскрытия человека, и как своеобразный самоанализ. Монолог может прозвучать в очерке как исповедь героя о своей судьбе. В данном случае он делится самыми сокровенными мыслями, воспоминаниями, размышлениями. Чтобы настроить человека на такой искренний разговор, от очеркиста требуется максимум внимания и душевного такта. Нужна для этого и особая атмосфера разговора, чтобы человек мог рассказать журналисту все, что у него на душе.

Самоанализ в силу своего субъективизма всегда «замкнут» в пространстве внутренних переживаний и представлений. Поэтому, чтобы полнее передать гамму человеческих чувств, журналисты используют