Девья яма - Ирина Сергеевна Богатырева

пыль, а рёбра не сжимало бы по мере того, как он вкручивается в толщу породы. Как какой-нибудь червяк, крот, землеройка. Свет фонарика то и дело отражался от камня, и казалось – всё, тупик, придётся карабкаться обратно. Но потом луч снова проваливался в непроглядную темноту впереди, и, сжав зубы, Ник продолжал вкручиваться в шкурник.

Нет, он прекрасно знал, для чего ходил в Яму, – ради самой Ямы. Потому что больше всего его здесь завораживали не размеры галерей, не запутанные переходы, не темнота, не тишина и не холод один и тот же в любое время года, так что зимой сюда спускались греться, а летом – освежиться. Его притягивала возможность оказаться один на один с самим собой – и с Ямой. Точнее, с горой. Ник всегда думал о ней как о живом человеке. Гигантском, так что не увидишь лица, даже если закинешь голову. Да ничего не увидишь – одно ощущение присутствия. Не мужчина, не женщина – хотя думал Ник о ней в женском роде, – просто живая гора.

И вот выяснилось, что он ничего про Яму не знал и впервые оказался с ней один на один по-настоящему, без Фролыча или хотя бы без Коли. И теперь всё зависело только от него.

Всё – в первую очередь собственная жизнь.

Он никогда не боялся пещеры. Он чувствовал себя в ней естественно, хотя, если вдуматься, это совершенно неестественная, не предназначенная для человека среда. Стоит только представить, какая масса находится сверху. Какая огромная, неосознаваемая просто величина. И какой ты в ней маленький. Единственный живой в этой толще неживой породы. Сглотнёт гора – и не заметит. Продолжит спать, как будто никого в её брюхе и не было. А застрять в узком лазе можно запросто.

Запросто. Можно. И вот, похоже, оно и случилось. Ник ещё раз попробовал дёрнуться, но не вышло. Накатил страх, и стало нечем дышать. Он постарался схватить ртом воздух. Лёгкие не смогли достаточно расшириться, спина больно вжалась в жёсткий камень. Ноги ещё были свободны, а вот плечи сдавило. Сердце билось так, что отдавалось в горе. Кровь стучала в ушах. Холода Ник давно не чувствовал, ему было жарко, со лба из-под каски, из-под тёплой шапки тёк пот. Кислорода в шкуродёре было так мало, что дышать приходилось урывками, как будто он был на глубине и за воздухом нужно всплывать. А когда этого не получалось, в мозгу зажигалась тревожная лампочка. Сейчас она уже не гасла, продолжала мигать и звенеть.

Так, расслабиться и полежать. Просто полежать и подумать. Ник подтянул руки под голову, как можно удобнее положил лицо на ладони, в перчатки, лишь бы не в холодную мокрую грязь, которая тут везде. Стал вспоминать всё, что слышал от Фролыча про шкуродёры и как там себя вести. Главное, не паниковать, что бы ни происходило. Даже если понял, что не можешь пошевелиться. Надо остановиться и подышать. Даже если нечем уже, если нос в породе, если рёбра сдавило и кажется, что останешься тут навсегда. И не вытащит тебя Коля за верёвку. Даже если в голове мелькают всякие ужасы – всё равно замри и дыши. И успокойся. Тогда обязательно что-нибудь придумаешь. Все ошибки от паники, так говорил Фролыч. Или от глупости, подумал Ник. Кто просил сюда лезть? Коля. Вот и лез бы сам! Но он не протиснулся даже на метр. А сколько уже прополз Ник? Пять? Десять? И какой длины верёвка в бухте? Ему не пришло в голову это спросить. И кто знает, сколько ещё впереди? И есть ли там вообще что-то?

– Должно быть, – сказал Коля. Ник услышал его голос в голове так отчётливо, что подумал, это галлюцинация от отсутствия кислорода. Но нет – просто память. – Или галерея, или хотя бы платформа.

– Почему ты так уверен? – спросил Ник. Они стояли во второй галерее на узкой террасе третьего уровня – вся вторая галерея, не столь большая, как первая, но более высокая, была изрезана террасами. Они уходили вверх, как подвесные дороги, иногда становясь совсем узкими, иногда обрываясь, иногда превращаясь в целые этажи. Та, куда привёл Ника Коля, была третья снизу, сюда нужно было лезть по обвязке. А щель, на которую Коля указывал, была ещё на два метра выше. – Как только её Фролыч нашёл? – Ник шарил по стене фонариком. Щель была такая неприметная, что луч не сразу выхватил её. Снизу она была похожа на торчащий из породы валун. Но по стене именно оттуда сочилась тёмная струйка воды, и изморозь блестела в свете фонарика: во второй галерее было теплее, около нуля, но пар шёл изо рта.

– В том-то и фишка. Он нашёл не щель. Он нашёл камень. Здесь, на террасе. Поднял голову – и увидел щель.

– Камень? Какой ещё?

– Драгоценный.

– В смысле? Месторождение, что ли?

– Дебилоид ты. Обработанный камень. Сапфир.

– Да гонишь! Откуда?

– Ну вот, никто не верит. А Фролыч считает, что он выкатился оттуда. Что там промыло лаз, и его вынесло водой. Больше никак сюда не мог попасть. А если так, значит, там что-то есть. Дальше по шкурнику.

– Так, погоди. Ты хочешь сказать, что я должен туда залезть и найти там… чего? Клад, что ли?

– Откуда я знаю, что ты должен там найти. Никто не знает. Но что-то там есть. Стопудово.

– А вдруг Фролыч ошибается?

– Может, и ошибается. Но лучше бы не ошибался.

– Почему?

– Почему-почему… – Коля опять мялся, снова не хотел говорить, как там, на вязе. – Проблемы у него теперь, короче. Из-за этого камня.

– Какие ещё проблемы?

– Ну, такие. Что лучше тебе что-то там найти. Или хотя бы доказать, что камень выкатился оттуда, а не по-другому сюда попал. Короче, всё, время идёт. Давай уже, двигай!

И он стал рассказывать, как вбиты крюки, чтобы добраться до щели, что на первом метре, куда он смог протиснуться, глинисто и скользко, – а дальше непонятно, но чувствуется, что лаз идёт вверх. Потом проверили обвязку, договорились, как дёргать верёвку, если тревога и надо доставать.

В последний момент вспомнил про сапёрную лопатку. Думали, как закрепить её, чтобы не мешала и нигде не застряла. Не придумали. В шкурнике ничего не должно болтаться на комбезе, там даже простые карабины могут цепляться и мешать. В итоге Ник просто взял лопатку в руку.

Теперь она больно впивалась в щёку, но выпустить её не решался. Он уже срубил с её помощью торчащий прямо посреди шкурника нарост породы, хорошо, что она была мягкая и легко поддалась.