Министерство по особым делам - Натан Энгландер

Лилиан ожидала старого лифта – он прорезал их здание по центру, словно позвоночный столб, лестница извивалась вокруг него. Руку Лилиан держала на двери кабины лифта, одна нога выпрямлена, другая полусогнута – чтобы не так отягощал громоздкий портфель.

Открылась дверь квартиры Качо. Сосед был в пижаме, лицо встревоженное. Он яростно чесал бровь, и Лилиан заметила, что другую он уже разодрал.

Этот человек с военной выправкой всегда поднимался рано. Она никогда раньше не видела Качо в пижаме, на его рубашках никогда не было и морщинки, даже в конце рабочего дня. Не иначе как в ящике рабочего стола он держал утюг.

– Сегодня не работаешь, Качо?

– Сегодня не работаю? – повторил он, продолжая чесаться. – Сегодня не работаю, – подтвердил он, приподнялся на цыпочки и через плечо Лилиан глянул на лестницу. Видно, вопрос показался ему забавным, похоже, ничего более смешного он с утра не слышал. Качо хмыкнул. – Сегодня не работаю. А ты?

– Работаю, естественно, – сказала Лилиан, перехватывая тяжелый от документов портфель.

– Вопрос риторический, – воскликнул Качо, едва не срываясь на крик. – Спросим по-другому: пошла бы ты на работу, будь ты на моем месте? Вышла бы на моем месте на улицу? – Таким Лилиан не видела Качо никогда. Ожидая ответа на свой риторический вопрос, он переключился на другую бровь, и она увидела, что на первой выступила кровь. – Будь ты в моем положении, ты бы вышла сегодня из дому?

– Не знаю, – ответила Лилиан. – А что у тебя за положение?

– Какая разница? У тебя оно точно такое, а ты идешь.

С этими словами он оставил бровь в покое, но тут же вскинул в отчаянии руки. Вернулся в свою квартиру и захлопнул дверь. Лилиан была так озадачена, что лишь через пару минут поняла: лифт не работает. Ну что ж, зато она хорошо выспалась. Ничуть не огорчившись, Лилиан пошла вниз пешком.

Вскоре ей стало ясно, в каком положении с утра оказались и она, и Качо, и Кадиш с Пато, и все они, и особо – теперь уже вовсе не особо – их предводительница Исабелита. Лилиан шла по авенида де Майо к Розовому дому и площади перед ним по своему каждодневному маршруту. Но дорога впереди была перекрыта, позади заграждения стоял танк – танк прямо в центре города! Что за бред? Лилиан посмотрела направо, налево – видит ли это кто-то еще? Какой-то человек шел ей навстречу, но взгляд от нее отвел, на пустой парковке чуть ниже по улице она заметила пикап, «додж». В нем сидело восемь солдат в форме, в шлемах – чуть пригнувшись, они сверлили глазами все четыре стороны света. Трое наблюдали за ней с тыла грузовика, где крупными буквами было написано ДОДЖ, а над надписью висела кирка. Дула их автоматов торчали над бортом грузовика. Лилиан огляделась: где война, где смертоубийство? Потом снова посмотрела на парней, еще мальчишек, – такие стучались в их дверь, а потом уводили с собой Пато, унося под мышкой стопки пластинок. Пареньки в пикапе были с виду поаккуратнее, волосы острижены короче. И вот они сидят, ссутулившись, с оружием наизготовку.

На следующем перекрестке грузовик с безбортовой платформой перевозил танк. За ним следовал еще один такой же. Эти грузовики ехали по городу со скоростью похоронной процессии. О какой внезапности может идти речь? Беда нигде не приходит внезапно, подумалось Лилиан. Войну не спускают с поводка. Ее медленно и тщательно развязывают.

Лилиан еще раз взглянула на аккуратных солдатиков в их парковочном пространстве. Ей на миг захотелось их предупредить. Не будь на нее направлены автоматы, не будь они в форме, она сказала бы: ребята, осторожнее, там танки. Но они наверняка знают про танки и видят их не хуже, чем она. Лилиан пошла назад, повернула за угол и отправилась на работу другой дорогой.

Похоже, у них переворот.

Переворот! Вот почему Качо остался дома и раздирал брови.

Когда Лилиан вошла, Фрида сидела за столом. Не поздоровавшись, выпалила:

– Исабелиту заперли в Розовом доме. Долго это не продлится. Густаво говорит – максимум один день. Снова будут править военные.

– И где они только шляются? – сказала Лилиан. – Кадиш с вечера где-то застрял, Пато уехал в университет, когда я еще спала. Занятия не иначе как отменили. И куда навострится вся эта детвора? – Лилиан покачала головой. – В кои-то веки отоспалась!

– Приспособляемость, – заявил Густаво. Он вышел из кабинета и встрял в разговор, словно Лилиан обращалась к нему. Так Густаво утверждался, показывал, кто в этих стенах хозяин. Он встал между женщинами, пригладил волосы. – Мы научились приспособляться – теперь будем пожинать плоды. Мы привыкли к этому правительству так же, как и к прошлому, и когда оно берет нас за горло, мы этого даже не замечаем. Живем себе и живем, думая: все хорошо. – Густаво сказал это так, будто они сторонние наблюдатели и находятся где-нибудь в Швейцарии. В его голосе даже звучало легкое злорадство.

Лилиан кивнула – спасибо за разъяснение, – повернулась к нему спиной и сказала, обращаясь только к Фриде:

– На меня направили автоматы солдаты из грузовика, а я знай себе иду.

Густаво сделал круг и снова вмешался в разговор:

– На улицах солдаты – кто выйдет на работу? Ясно, что ты. Мы продаем страховку. Сегодня наш день. Ради таких дней мы и существуем. Мы выплачиваем. А нам – платят.

– И? – выдавила из себя Фрида.

– Жизнь. Собственность. Идет переоценка ценностей. Вот увидите, когда все устаканится, многое станет куда ценнее, а многие будут никому не нужны.

Фрида не стала перечить, попросила его совета, а советы Густаво любил давать, даже когда его о том не просили.

– Так что же нам делать? Сидеть тут и ждать?

– Заниматься делом, – сказал Густаво. – Теперь ни жизнь, ни смерть от нас не зависят. А вот нажиться на войне мы можем.

– А с кем мы воюем? – поинтересовалась Фрида.

– В этом вся штука. Главное понять, кто на чьей стороне, и начинать зарабатывать.

Выдав эту сентенцию, Густаво вернулся в кабинет.

Лилиан взяла Фриду за руку.

– Беспокоюсь за Пато… он такой вспыльчивый. Хоть бы он после занятий вернулся домой.

Стакан повис над полом, крепко зажатый поверху пятью пальцами. Пальцами руки, безжизненно упавшей с дивана.

Лилиан швырнула ключи на полочку. Не опасаясь нарушить тишину, бросила сумку рядом у стены. Стакан не выпал, рука не шелохнулась. За диваном виднелся телевизор, за Кубок освободителей сражались «Ривер плейт» и «Португеза». Человечки носились взад-вперед. Черно-белый телевизор утопал в легкой дымке, и мяча Лилиан не видела.

Она подошла, склонилась над диваном, поцеловала Кадиша в голову. Он загасил сигарету в пепельнице на животе, поставил стакан на грудь.

– Если умрешь, я узнаю сразу, – сказала Лилиан. – Прихожу домой – а дыма нет, стакан валяется на полу.

– Разве ритуал – это плохо? – спросил Кадиш. – Если ничего не меняется, кому от этого хуже?