Эндерби снаружи - Энтони Берджесс

— Лук, — молвил Хогг. На него изумленно нахмурились. — Луковый коктейль, — предложил он. Хорошо, только что выдумал. Шем Макнамара сильнее нахмурился. Что такое там в голосе, сказавшем «лук»? Он никакого лука не ест.

Начали прибывать гости. Безобразных, очень худых и долговязых девушек с костлявыми коленками напоказ Хогг счел фотомоделями или чем-то еще. Нагрузил для них подносы специальным коктейлем, наказав официантам называть его «Крусифайер»^[42]. Кажется, он не причинял никакого вреда девушкам; они и есть богохульные сучки. Некоторые из молодых людей, литераторов с виду, заказывали очень сложные напитки, которые заново надо было готовить. Хогг чертыхался под своим париком, пока один молодой человек стоял у него над душой у стойки, тогда как некий экзотический нонсенс, именуемый Папой Доком, тягостно смешивал ром, лимонный сок, вермут, табаско (две капли), размешивая петушиным пером.

— Перо, — буркнул Хогг, — куриное. Большая разница? — Замаячил мрачный мистер Холден. Вошли какие-то очень важные нью-йоркские евреи, каждый огладил кое-каких моделей, как бы придав им тем самым определенный объем. Сильное впечатление производил чрезвычайно нахальный негр в национальном костюме, для которого Хогг приготовил большую порцию «Крусифайера», хотя негр спросил простого молока, за которым пришлось послать вниз, а потом просто понес с собой принесенное молоко, даже не пригубив, словно показывая, что он не совсем против белого. Фотографы стреляли вспышками из противоположных углов, как на маленькой войне, а средь гостей, услыхал Хогг от Джона, присутствовали крупнейшие мастера фотоискусства, впрочем не практиковавшие в данный момент.

«Крусифайер», к досаде Хогга, пользовался популярностью. Атрофия вкусовых ощущений, анестезия слизистой оболочки желудка или еще что-нибудь. Он изготовил более тошнотворный вариант — виски с британским вином типа портвейна, разбавленные теплой водой из-под крана, — который также получил неплохую оценку. Название, вот в чем дело: маленькая и неподкупная поэтическая победа. Вдруг, когда Хогг дулся на собственное отражение в виде кислой лепешки, потея под крашеным шерстяным париком в американские мартини, наливаемые из бутылки с джином, раздалось почтительное шиканье. Прибыл премьер-министр. Это был самоуверенный человечек в мешковатом костюме, который свидетельствовал, что он прямо с работы, легко сходится с каждым и полон приятных сюрпризов. Хогг упрашивал Джона-испанца непременно подать ему «Крусифайер», но премьер-министр заказал апельсиновый сок. Хогг радостно налил дешевой кислятины. Потом взялся за партию коктейлей с шампанским для компании изысканной молодежи, усмехавшейся над его париком, сам жаждя кружки мачехиного очень крепкого чаю. Кругом шла веселая громкая болтовня, слышались смешки (словно дело шло прямо к соблазну без перерыва на обед); из-под этого шума поперла чудовищная псевдомузыка, сравнялась с уровнем звучания, превысила и поглотила. Это была фанфара. Радостные крики. Явились, наконец, почетные гости, встреченные на пороге объятиями и обожанием. Хогг бросил коктейли, чтобы как следует на них взглянуть.

По его мнению, почти невозможно представить себе четырех подряд юношей с такой жуткой внешностью. Хогг узнал вожака, Йода Крузи, удостоенного наибольших почестей за многочисленные успехи, который принимал их как должное, с глупой ухмылкой на обвисших губах, слишком крупных, чтоб с ними справляться как следует, и действительно обладавших некой сюрреалистической автономией. Трое других вульгарно держались как дома, радостно тыкали друг друга кулаками, потом устроили вокруг премьер-министра нечто вроде боя роз. Трудившиеся фотографы полыхали и полыхали, издавая резкое эпидемическое чихание. При четверке Хогг теперь заметил священнослужителя. Маленький, старый, живой, он чамкал и чамкал, кивал всем и вся, потом подошел к стойке Хогга, схематично наметив общее благословение. И сказал, кивая:

— Если в горячительной армии, выстроившейся на ваших полках, имеется такая штука, как «Пауэр», я бы выпил двойной «Пауэр». И обременю вас просьбой о стакане чистой воды.

Хогг оглядел небольшой запас ирландского виски.

— «Мик Салливен» подойдет?

— Ах, ну, хорошо, попробую. Такое большое у вас заведение, а дьявол не благословил его капелькой «Пауэра».

— Если желаете заменить чем-нибудь, — предложил Хогг, — есть особый коктейль, составленный мной в честь события. Называется «Крусифайер». — И сразу понял, что это прозвучало намеренным оскорблением одежд клиента. — Знаю, богохульство, — признал он. — Приношу извинения. Но считаю название подходящим. Я имею в виду, в честь четверки. То есть почетных гостей. — И добавил: — Отец.

— Ну что ж, не следует ли нам всем держаться своего призвания и не выходить за рамки, вынося суждения о том, что вовсе не относится к нашей собственной сфере? Может быть, вы позволите мне, капеллану вот этих ребят, остаться истинным и квалифицированным судьей о богохульстве и не богохульстве? — Говоря, он с ирландской нервозностью рыскал повсюду взором. Послышалось, как кого-то стошнило в углу, женщину, судя по высокому тону отрыжки. Хогг продемонстрировал и быстро прихлопнул минимальное удовлетворение. Капеллан заметил. — Рады телесной слабости какой-то несчастной бедняжки с чувствительным и, возможно, постившимся с утра желудком?

Послышалось, как премьер-министр сказал:

— Ничего, пока никто не винит в этом правительство. — Раздался обязательный смех, впрочем, некий в одиночку стоявший у стойки мужчина серьезно кивнул. У него, как у «Грузи-друзи», были очень длинные волосы, казавшиеся, однако, потрепанными, как парик Хогга. Костюм не новый, с оттопыренными боковыми карманами. Капеллан налил себе еще виски из бутылки. Йод Крузи с другим членом группы, гогочущим юнцом с очень белыми вставными зубами, двинулись к стойке с бокалами последнего варианта «Крусифайера», с удовольствием замеченными Хоггом. Йод Крузи обратился к нему:

— Батя, у тебя тут чего? — Прежде чем Хогг сумел выдумать уклончивый ответ, Йод Крузи прикинулся удивленным и чрезмерно обрадованным внезапной встречей с молодым человеком с поношенной гривой и оттопыренными карманами. Изобразил широкую ухмылку с пластиночного конверта, обнял его руками, худобу которых нисколько не скрывал покрой куртки из сержа^[43], и провозгласил:

— Джед Фут. Старина Джед, как всегда. Молоток, что подвалил, парень. — Джед Фут с закрытым ртом улыбнулся щеками. Хогг не мог вспомнить, из одного ли алфавита «джед» и «йод». — Гляньте, кто тут, отец, — сказал Йод Крузи капеллану. — Прям как в старые времена. Классное было времечко, — напомнил он Джеду Футу. — Жалко, ты навернулся. Просчитался, как говорят. Точно? — щекасто обратился он к Хоггу.

— Мементо мори^[44], — с поэтической проницательностью молвил Хогг. Капеллан мрачно пошамкал над этим, прежде чем принять еще виски, словно Хогг перед ним обнаружил свою антинародную сущность.