Дочери Марса - Томас Кенилли

* * *

Раз в два-три дня Наоми наведывалась в Булонь, чтобы встретиться с лейтенантом Кирнаном за те девять дней, когда тот вместе со своим подразделением находился там. Поскольку ей совершенно не хотелось, чтобы ее отлучки были кем-то замечены, она предпочитала дождаться на дороге какого-нибудь француза из местных фермеров, ехавшего в город на телеге, груженной продуктами.

— Вы ехать до Булонь? — на ломаном французском спрашивала Наоми и забиралась на телегу. В последний раз — это был уже третий по счету визит, — ее подбросили «томми» на своем защитного цвета тракторе, вынырнувшем из тумана. Сгорая от предвкушения встречи с Кирнаном, она протряслась на нем до самого города.

За все встречи ни единого прикосновения, не говоря уж об объятиях. Только рукопожатия. Во время этой, прощальной встречи Наоми согласилась пройтись с ним, хотя погода явно не благоприятствовала прогулкам. Чтобы не выставлять свои отношения напоказ, Наоми и Кирнан полтора часа простояли у моря, наблюдая прилив и слушая, как внизу шумят волны. Чистейшее безумие — стоять и разговаривать в сумерках над зловещей стихией. Но в этом была и некая завершенность. И мрачная размытость, и холод были полностью в их распоряжении. Их обтянутые шинелями плечи соприкасались — и в этом контакте была некая степень взаимной преднамеренности. Если контакт с мужчиной осуществляется постепенно, исподволь, крохотными сантиметровыми шажками, может показаться, что до настоящих объятий — путь, длиной в целую жизнь. И впервые в жизни Наоми вдруг захотелось ускорить ход событий. Рассчитывать на решимость и инициативу Кирнана было бы опрометчиво, а бесценное время уходило.

Опередив Наоми, Кирнан дал ей повод. Сказал, что, как и любой другой, не может гарантировать в будущем увольнительных. Но, хоть это его и не касается, напомнит о себе, чтобы выяснить, каково ее отношение к своему потенциальному жениху.

— Я должна написать одно письмо, — пообещала Наоми.

— Не мне ли? — удивился Кирнан, с дразнящей беззаботностью человека, считающего, что его предпочли другому.

— Чтобы написать вам, я должна хотя бы знать ваш адрес.

— 3-й австралийский эвакуационный пункт раненых. Меня разыщут, можете не сомневаться, — заверил ее Кирнан. — Да, для надежности припишите еще и «Франция». Потому что, на исключено, что мы можем оказаться и в Бельгии, насколько мне известно.

— Я собираюсь объяснить Робби Шоу, что не могу обречь его и себя на вечное проклятие, на беды и разочарования исключительно из чувства долга.

— Ох! — пробормотал Кирнан и кашлянул.

— Не знаете, что сказать? — спросила Наоми. — Обычно вы, мужчины, готовы наговорить с три короба и не скупитесь на эпитеты.

— Я готов их выложить, поверьте. Только вы сами уже меня предостерегли от этого.

— Тогда ладно. Я сделаю все, что необходимо. Вы — большой души человек, Кирнан. Я, честное слово, пошла бы за вами хоть на край света. Нет-нет, не подумайте, что я сейчас хочу увязаться за вами. Я имею в виду — в широком смысле. И в самом хорошем.

Он снова кашлянул.

— Боже милостивый, — проговорил он. — Дайте мне опомниться. Меня со всех сторон обложили, и у меня в голове все перемешалось.

Он поцеловал ее в щеку, а Наоми, повернувшись, поцеловала его. Поцелуй вышел куда более постным, чем она надеялась.

— Черт возьми! — вырвалось у него. — А ведь у нас еще есть время выпить по этому поводу шампанского.

— Мне и этого достаточно, — ответила Наоми. — Пусть другие упиваются шампанским!

Оба прислушались. Набережная была погружена в тишину, и они перешли на другую сторону. И снова замелькали магазины, отели, рестораны. Кирнан поцеловал ее в щеку, на сей раз поцелуй был дольше.

— Мир действительно переменился, — сказал он. — Раз уж женщины первыми произносят то, что следовало бы произносить нам.

Наоми пора было возвращаться. Он остановил вынырнувшее из тумана такси. В непроницаемой мгле доехали до Шато-Бенктен. На этой же машине Кирнан рассчитывал вернуться в город, Наоми велела водителю остановиться у ворот. Кирнан понял, что она не хочет, чтобы он ехал с ней дальше. Она не хотела разглашать их тайну. Поэтому и должна была вернуться в госпиталь одна. Шагая по обледенелой дорожке под загадочно и мрачно нависающими вязами, Наоми понимала, что туман — ее союзник. Кирнан прошел с ней несколько шагов и снова поцеловал ее, но уже куда крепче и многообещающе.

— В такие моменты слова уже ни к чему, — пробормотал он.

— Медлить тяжело, — согласилась она. — Но погодите минуту. — И очень внимательно посмотрела ему в лицо. — Как бы мне хотелось быть сейчас француженкой. Ведь тогда я молила бы Пресвятую Деву, чтобы с вами ничего не случилось.

— Печально только, что это никак не помогает французам. И потом вы же знаете: я — тыловик.

— Вы говорите так, будто жалеете об этом.

— В молодости никто не свободен от тяги к самопожертвованию. Не будь этого, войн в мире бы не было, и Шато-Бенктен бы пустовал.

— Может, все же пойдете, — попросила Наоми. — Разговор заводит нас куда-то не туда.

— Вы уж сообщите мне, когда услышите о капитане Шоу.

Последнее объятие было лучшим из всех. Ощутив его сильные руки, его тело, Наоми почувствовала, что впереди ее ждут куда более крепкие объятия. Единственным способом насладиться этим было нежно-нежно его отстранить. Но не раньше, чем он сам ослабил объятия. Кирнан сел в такси, и она стала смотреть, как он уезжает. Кирнан продолжал смотреть на нее через запотевший овал заднего стекла. Туман уже давно поглотил машину, а Наоми все стояла и слушала, как вдали затихает шум мотора. Вскоре умолк и он, она двинулась по хрустящей наледи к величественному зданию, к его гулким и пронизанным холодом коридорам.

Ее письмо Робби Шоу, уже давно написанное, но по малодушию так и не отправленное в Брисбейн, лежало между страниц романа баронессы Орчи «А bride of the plains»^[33].