Отель "Гонолулу" - Пол Теру

Я остался один и сперва обрадовался этому, поскольку втайне уже начал в эти поздние часы делать наброски будущих рассказов — осторожно, чувствуя себя глупо и неуверенно, словно человек, пытающийся восстановить отношения с былой возлюбленной и страшащийся отказа. В гостинице было тихо, бар, наконец, закрылся, музыку выключили, бассейн был пуст, зеленовато-синяя поверхность воды бросала отсвет на стены. Как только последний пьяница вышел из бара, я спровадил Трэна домой, но вскоре пожалел, что остался один и у кошмара, который я пережил, не было свидетелей, кроме меня.

Сперва я услышал голоса, доносившиеся из пустого лифта, — неразборчивые фразы, вероятно, гости болтали о чем-то своем, но я разобрал свое имя, сопровождавшееся безрадостным, однозвучным смехом, похожим на кряканье утки. Этот смех пристает к собеседникам, точно инфекция. Хуже всего было то, что я не расслышал шутку, вызвавшую такое веселье.

А потом отчетливо донеслось:

Он был якобы писателем!

Разве я говорил нечто подобное кому-то из постояльцев? Или кто-то узнал мое имя?

Валяет дурака и думает, никто этого не замечает, — это был уже другой голос, и снова раскаты смеха. Видимо, в комнате — несколько человек.

Может быть, речь шла вовсе не обо мне? Но тут раздалось более конкретное обвинение:

Если б не Бадди, он бы не получил эту работу. Никто не пожалеет, когда он уйдет.

Это, несомненно, относилось ко мне. Я и сам нередко думал об этом.

Еще один хаоле средних лет подцепил туземку. Она ему во внучки годится.

Оживленное хихиканье, неудержимое, переходящее в икоту, — так от души резвятся дети. Последняя насмешка задела меня больше прежних, затронула самое больное место.

Войдя в лифт, я нажал кнопку восьмого этажа, но в районе шестого смех усилился. Я надавил на «стоп» и вышел. Никак не получалось зафиксировать источник шума: вроде бы голоса доносились из одной комнаты, но, когда я приблизился к ней, они начали эхом отдаваться в другой. Наконец я проследил этот смех до той ниши в конце коридора, где располагалось три номера, и три двери с разными номерами выходили в коридор.

Кто-то прокричал:

Чего проще прикинуться писателем среди людей, которые не умеют читать!

Другая реплика попала в «яблочко»:

Прикрывает лысину своей бейсбольной кепочкой!

Мог ли я ворваться в номер, положить конец этому безобразию? А если бы я попал не в ту комнату? Беседа могла происходить за любой из трех закрытых дверей. Терзаясь стыдом и яростью, я вышел на служебную лестницу, поднялся пешком еще на два этажа, в свой номер, где давно спали Милочка и Роз, и всю дорогу мне слышались приглушенные раскаты смеха, эхом отражавшиеся от бетонных стен.

На следующий день я полез в компьютер, чтобы выяснить имена обитателей этих трех номеров, и ничего не обнаружил. Все три номера пустовали. Как это понимать?

Раньше я жаловался на скуку и предсказуемость своей жизни в отеле «Гонолулу», на требовательность и навязчивость постояльцев. Бадди со своими приятелями оккупировал «Потерянный рай». Я нуждался в покое, крыше над головой, нетрудной работе, солнце, одиночестве. За это я платил тоской, подобной которой я не знал, — так томятся погребенные заживо. Теперь гостиница ожила, зазвенела пронзительными ночными голосами, и я боялся оставаться один, потому что в одиночестве я слышал все это:

Он жиреет.

Сразу видно, ему здесь не место.

Человек просто не умеет наслаждаться жизнью.

О да, он писал книги — в свое время!

Заметив, что с каждым утром я просыпаюсь все более мрачным, Милочка спросила, в чем дело. Я откровенно рассказал ей о слуховых галлюцинациях. Может, это Бадди меня разыгрывает? Милочка сказала, что я делаю из мухи слона, что я все равно что младенец и к тому же подаю плохой пример дочери.

— А если мне все это чудится?

— Какая разница, чудится или нет, — возразила Милочка. — Главное, они говорят правду.

Ошеломленный подобной логикой, я молча уставился на свою простодушную супругу.

— Ты сидишь и читаешь книги, — попрекнула она меня. — Надо жить!

Я не знал, что кто-то подмечает то, на что я сам не обращал внимания: читать для меня было столь же естественно, как дышать.

— Мог бы попрактиковаться в своей работе, — посоветовала она. — Приобрести больше опыта.

Что толку было удирать на пляж? Я брал с собой книгу — Милочка права, я всегда брал с собой книгу. Я сидел на солнце рядом с праздными людьми, сильно загоревшими женщинами и выдубленными жарой мужчинами, рядом со стриптизершами: молодые женщины с прекрасными телами, как правило, отдыхали до начала вечера, почти все они отращивали длинные волосы; рядом с небольшими, тесно сплоченными семействами, возившимися с припасами и игрушками. Тут же и бездомный бродяга с тележкой из супермаркета, нагруженной пластиковыми пакетами, — однако и у него был дом, здесь, на пляже, под пальмой, к которой он небрежно прислонился спиной, в этих битком набитых пластиковых пакетах имелось все, в чем он нуждался.