Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев

взывать к твоей покровительнице (Ангелу хранителю — это _о_с_о_б_о_е — так и молим Ему — имен их мы не знаем) — а _т_ы_ — к моему Святому. Так это легко, — ну, дадим друг-другу слово! С Николина дня (19.XII) я начну в эти часы молиться — с _т_о_б_о_й. Я — слаб в вере, но я… _з_н_а_ю, что _в_с_е_ Правда» что дала нам Православная Церковь. Оля, тысячелетиями, всеми народами — выкован _о_п_ы_т_ Молитвы! Он необходим — слабому, т. е. _ч_е_л_о_в_е_к_у. Обоготворяем иных из смертных: как же отказаться от светлой радости — от духовной близости к Бессмертным, — от пути Молитвой! В моем жизненном опыте я не раз _с_л_ы_ш_а_л_ _И_х_ _в_н_у_ш_е_н_и_е! Тебе — говорю _п_р_а_в_д_у. Верь! Чьи-то молитвы не раз спасали меня! _Э_т_о_ особенно я понял… в памятный день 8.II.30 г., когда _в_д_р_у_г_ увидел готовившуюся мне _я_м_у — и «наитием», молниеносной мыслью уклонился от гибели. Я был намечен ближайшим за ген. Кутеповым… Ген. Деникин452 был у меня в Севре дня за 3–4 до 8.II — и «посоветовал» быть крайне осторожным, «по возможности, один не ходите!» Он, случайно, получил «справку» (секретную). После 8.II я остерегался… — потом мне надоело это. Бесы знали, какое действие производят мои книги, мои слова. Моя корреспонденция проходила через их лапы, _з_н_а_ю. В ту пору я молился чаще… и, чтобы успокоить неприятную тревогу (только Оля знала — и мучилась), — ушел в «Богомолье»: вышла книга, которая будет жить… до-лго-о! Стань, детка, Ваней-ребенком, Горкиным… стань «самым простым сердечком»! В горькую минуту — к Молитве! — или — открой Евангелие… — _в_ч_и_т_а_й_с_я! Я не ханжа, и терпеть не могу «бухгалтеров от Православия» — есть такие: если он не попадет к началу службы в храм — он не идет! «В_с_е_г_д_а_ молитесь!» Какая _И_с_т_и_н_а! Олечек… так затомилось сердце, как прочитал: «Я так хочу быть у тебя, в твоем уюте!» Ах, я взял бы тебя на руки и поместил бы в глубокое кожаное кресло. Вот сейчас, _в_и_ж_у: как сейчас горит камин (центральное отопление — будет с 15.XII!) — я подвинул стол, слева греет от раскалившегося «буле»[184], «яиц червонных». На камине, невысоко над полом (метр) — ты, среднего размера потрет, «был скручен», но воскрес. Другой, в 4 раза увеличенный, направо от камина, на радио, — я всегда вижу тебя. «Девочка с цветами» — рядом с Сережей — Олей, на стене, увеличенная в 10–12 раз, — чудесно. Вся стена в больших портретных «видах» (20–25). За radio к окну — книжные полки, до «Святого Угла». Там Богоматерь (дар генерала Д[еникина], ему поднес монастырь в Белгороде), медное Распятие — дар рижской русской гимназии452а. Иоанн Богослов — дар тоже. Богоматерь (фототипия [Рагусской]), присланная И. А. Фотография Иверской часовни в Москве, большая фотография. Храм Христа-Спасителя — дар из Берлина, от семьи Редлих453. Снимки с могилки. Большой портрет в овальной раме, перевязан национальным флагом-лентой — с Сережечкой (увеличено с карточки, какая у тебя). Серебряная лампада голубая, с глазками, дар почитателей из Риги (Софья Климова454), под ней на нитке — сосновая шишка с… Валаама4526. Сейчас я пишу и пью кофе… В комнате 16–17°. У стола и все 20–22. Ты — в кресле, с ножками под себя. Я у ног твоих, голова моя у тебя на коленях… ты нежно ласкаешь голову, которая столько в себе носила дум, образов, м. б. _в_и_д_е_н_и_й… — которая — вся — _т_в_о_я, вся — о тебе! Я целую твое платье, я снизу в радости, в восторге… немой, гляжу в твои глаза — и вижу — ла-сточек, в них они, _н_а_д_ ними, — «бровки — как ласточки!» Я слышу твое сердце. Мы молчим… — так мы друг другу близки, — слов не надо. В моем взгляде — боль даже, так я тебя люблю, до… счастья-боли! Не могу глаз отвести… света нет, огонь камина, только — на твоем лице — отблеск жара — яиц червонных… в глазах золотые-пунцовые искры… Я целую руки… прячу глаза… — ласточка, залетная..! Иногда _в_и_ж_у… ты в постели, проснулась… я нес тебе кофе… целую милый локон, руки… локоток (т_о_т… помнишь? — «летний» — с солнечными бликами, в березе?) вижу шелкового червячка… снимаю… целую, — кузнечика того — о, «Свете Тихий»! — Не ответил на все письмо. Отвечу. И — об И. А. Он не захотел нас познакомить, я _в_с_е_ забыл, что было после. Где я ужинал?! Не помню. Я был подавлен, в полусне. Но… тебя я _с_л_ы_ш_а_л, я был в волнении… Я видел, да… «траур»… это помню. Я тебя _у_з_н_а_л_ бы! По _г_о_л_о_с_у, — увидал глаза… — _у_з_н_а_л_ бы. Оля, положи себе, как правило: каждый день начинай с Евангелия. Читай — где откроется. Хотя бы одну страницу! Люблю, целую. Твой Ваня

[На полях: ] Оля, все же около тебя — мама, Сережа, из кровных… — у меня — ни-ко-го! — да, Ты… всегда но… лишь _о_б_р_а_з!

«Историю одной девичьей души» — до следующего письма.

Ландыш[185].?

Сегодня купил и для себя «ландыш».

Вот, сейчас, кончив письмо, я задумал — с си-лой! — вышел 7-ой стих, 15 гл. от Иоанна455. Да, клянусь любовью к тебе!

и открылось еще: Гл. 16, Марка 1–5 ст.456 Уверуй — и молись, Оля!

100

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

14. XII. 41

3 ч. дня

Дорогая ласточка, здорова ли? Любуюсь на тебя — вижу тебя в этих розовых-свежих бабочках цикламена, (я описался вчера, пора бегоний — прошла, цикламен это, твой привет мне,) — они залетели ко мне в унылый час острого чувства одиночества, — и я весь засветился твоим сердцем — твоим чудесным _с_в_е_т_о_м — _ж_и_з_н_и. Вот она, и шестерка мотыльков, — пасхальный свет мне светит. _П_о_д_а_л_и_ со вкусом, — в серебряной бумаге, — так и стоят — рожденные твоим желанием — ласку мне послать. И обещают сколько..! — бутонов много-много. Я их беречь, как твое сердце, буду. Каждый день буду опрыскивать пульверизатором. На час-два буду прогуливать на воле, окна им открывать, — дышите, нежные! Целую твои ручки, долго гляжу в глаза твои, родная. Благодарю, благодарю.

Оля, милая, — вдумываюсь в твой «конспект» жизни… — о, сколько девушек безоглядно переменили бы судьбы свои на твои радости-страдания! Ведь в этом же и жизнь! Вся ты слишком _н_а_п_о_л_н_е_н_а, обогащена чувствами, подчувствами… светом и отсветами — Жизни! Гордись и дорожи таким богатством. «Мало радости», «так мало счастья», — писала ты. В _ч_е_м_ же — счастье? Не в устойчивости же и унылости покоя! удобств! — или — _е_д_и_н_о_г_о_ большого чувства! Как же оценишь чудесный дар