Паршивка - Рафаэль Муссафир

Мама долго гладила меня по голове, не быстро и не медленно. Когда ее рука скользила рядом с ухом, мне слышался довольно громкий шорох, который стихал, когда ладонь опускалась к шее. Получался ритм, как в песенке «Мальбрук в поход собрался». Мне нравится эта песенка. А мама все гладила и гладила меня… Мальбрук в поход собрался, вернется ли назад, вернется ли назад, вернется ли назад… Постепенно мне становилось лучше, я, наверное, очень устала и начала засыпать, по-прежнему уткнув голову в мамины колени. Мама прошептала мне, что она поспит со мной в моей кровати, что все хорошо, что Ортанс сейчас хорошо и что надо поспать, и мы заснули.

Когда будильник зазвонил, я заплакала, потому что, пока спала, я забыла про Ортанс, и получилось, что мне как будто второй раз сказали, что она умерла. Я подумала, что теперь мой будильник долго будет говорить мне, что Ортанс умерла, а в тот день, когда он не скажет этого, Ортанс действительно умрет, и мне станет еще грустней, оттого что я забыла о ней. Однажды за столом папа со смехом рассказал, как они с приятелем Альбером забавлялись, разрезая, словно торт, мертвых медуз во время отлива. После этого я спросила, почему он больше не дружит с Альбером, и папа ответил: «Его депортировали, беднягу». И повернулся к маме и спросил, не забыла ли она отослать налоговую декларацию, мама побагровела, а папа назвал ее дурой.

Если я тоже умру, не успев обзавестись детьми, мы с Ортанс будем двумя бедными мертвыми малышками, а если я умру старой, то Ортанс присоединится к Альберу и ко всем остальным невезучим друзьям, которых мы с папой забудем… потому что нам повезло…

После смерти Ортанс моя мама сказала, что я несколько дней побуду дома. Сначала я обрадовалась, потому что ненавижу школу, а потом подумала, что же я буду делать со всем этим свободным временем без Ортанс. В первый день я спросила маму, где находится тело Ортанс, чтобы пойти посмотреть на него. Глаза у мамы стали еще зеленее, чем обычно, и она ответила:

— Пока она в доме своей мамы.

— Я хочу посмотреть на нее, пока она не поднялась на небо.

— Нет, моя дорогая, ты слишком маленькая, тебе не надо смотреть на нее такую.

— Ортанс тоже еще слишком маленькая..

— У тебя будет шок, любовь моя, это зрелище может даже взрослых травмировать. И потом, мама Ортанс хочет в последний раз побыть наедине со своей дочкой, пока та не покинула ее.

После обеда я попросила у мамы разрешения погулять, села на автобус и отправилась к Ортанс. Когда ее мама открыла дверь, я вся дрожала, она обняла меня и сказала: «Малышка моя… бедная моя малышка…» В тот момент вместо грусти я испытывала неловкость по отношению к маме Ортанс. Она сказала спасибо за то, что я пришла.

— Госпожа Паризи… А Ортанс тут?

— Да…

— Можно мне ее увидеть?

— Нет.

— Хорошо… А почему?

— Я уверена, что ты сама знаешь почему. Я позвоню твоей маме, и она за тобой придет, хорошо?

— Мама не знает, что я здесь.

Какое-то время мы молчали, потом мама Ортанс взяла мою руку и долго рассматривала ее. А затем она разрешила мне войти, и мы пошли к Ортанс. Я не узнала Ортанс, потому что она слегка улыбалась, но улыбался только рот. Спустя долгое время, а может и недолгое, мама Ортанс подошла ко мне сзади, обняла меня и сказала, что пора уходить, потому что Ортанс находится где угодно, но только не в этой комнате. Я вернулась домой пешком. Ночью мне приснилось, что Ортанс спокойно со мной разговаривает, но поскольку половина головы у нее была обрита, я плакала.