Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

– Так, хорошо, – кисло сказала Ольга Игоревна, разглядывая наш неровный строй. Старший воспитатель, как всегда, малость задыхалась, и тушь на ее ресницах была с комочками, так что мне все время хотелось зажмуриться и потереть собственный глаз. – Марданов, спасибо, что кепку снял. Так. А ты почему без галстука?

Серый буркнул и отвернулся.

– Громче, – скомандовала Игоревна.

Сергей опустил голову еще ниже и буркнул примерно то же самое. Я ни слова не понял, но Ольга Игоревна что-то разобрала.

– Что значит «сжег»? Ты вообще в своем?.. Виталий Анатольевич… Так. Где галстук?

Серый вяло провел по карману шорт.

– Как ты вообще смеешь его в карман совать? Забыл, что он символизирует? Марданов, я тебя спрашиваю, кажется.

Серый зло посмотрел на воспитательницу и снова уронил голову. Лицо у него стало совсем красным.

– Как всегда: у всех всё нормально, и у малышей, и у старших, только третий отряд выкаблучивается – и это в первый же день! Что, Виталий Анатольевич?

– Второй, – четко повторил Витальтолич, не вынимая рук из тесных кармашков джинсовых шорт. Он стоял в паре метров и внимательно рассматривал полосатую от теней аллею, уходящую сквозь дикий парк к обрыву над морем.

Девчонки хихикнули. Игоревна на секунду закатила глаза, помотала головой, вздохнула и шагнула к Серому.

– Давай-ка сюда галстук. Поживей, и не надо изображать из себя умирающего лебедя.

Серый протянул ей красный комочек. Он, наверное, старался, как мог, когда складывал, но пока бегал и пока вытягивал из кармана, аккуратность куда-то подевалась.

Игоревна проткнула Серого взглядом, встряхнула галстук, как майку после стирки, и уставилась на коричневый след утюга, будто выкусивший ломоть из широкого алого угла.

– Как же ты так, – сказала она наконец растерянно и почти человеческим тоном.

Серый дернул плечом. Тощий, очень коротко стриженный пацан – Айдар, кажется, – громко сказал:

– Да он семьдесят пять копеек стоит, новый купить, и все дела.

Игоревна развернулась к нему, как танковая башня, прицелилась и отчеканила:

– Во-первых, юноша, с тобой никто не разговаривает. Во-вторых, не семьдесят пять копеек, а… Это символ, символ, понимаете вы?!

Мы пожали плечами. Понимали, конечно, но все равно символ-символ продавался в любом промтоварном магазине. Галстук – семьдесят пять копеек, значок пионерский – двадцать пять, октябрятский – десять металлический, пятнадцать пластмассовый. Серый просто не успел до сельпо сбегать – ну или не сообразил. Он иногда на тормоз вставал наглухо.

– И что теперь делать? – грозно спросила Игоревна, вздымая галстук. – Как вот с этим идти на линейку? На первую линейку смены – как? Я тебя спрашиваю, Марданов!

Серый поднял голову, и я понял, что он сейчас предельно точно посоветует Ольге Игоревне, как и куда идти, – и будет жопа. Я распахнул рот, чтобы быстро сказать что-нибудь, не знаю уж что – наверное, про магазин, в который надо сбегать, пока не закрылся. Но кто-то меня опередил:

– Ольга Игоревна, можно?

Игоревна недовольно повернулась к началу шеренги, где стояли наши правошланговые – их так Вован за величину назвал. В первой смене там были сплошь девки, в этой их разбавил Мишка Лукошкин, конопатый, нескладный и смешной. Говорил, конечно, не он, а крупная рыжеватая девчонка, стоявшая сразу за Мишкой – и через пару ребят от меня.

– Чего ты хочешь? – спросила Ольга Игоревна.

А девчонка повторила: «Можно?» – и, не дождавшись разрешения, подошла к Игоревне, спокойно забрала у нее из рук галстук, подняла воротник Серому, который даже отдернуться не успел, завернула прожженный хвост и ловко повязала.