Потрясающие приключения Кавалера и Клея - Майкл Шейбон

Явившись будить Томми в школу, Сэмми обнаружил, что мальчик уже встал и перед зеркалом прилаживает повязку на глаз. Мебель в спальне, гарнитур из «Левитца»: кровать, комод, зеркало и секретер с ящиками, – была выполнена в корабельной тематике: внутренняя стенка секретера оклеена навигационной картой Внешних отмелей, латунные ручки ящиков – в форме штурвалов, зеркало окаймлено толстым перлинем. Повязка на глазу довольно-таки уместна. Томми строил сам себе разнообразные пиратские рожи.

– Встал? – спросил Сэмми.

Томми аж подпрыгнул; он всегда был пугливым ребенком. Сдернул повязку с темноволосой взлохмаченной головы и обернулся, густо краснея. Оба глаза на месте – ярко-голубые, нижние веки чуть припухли. Со зрением полный порядок. Мозг для Сэмми довольно загадочен, но вот с глазами никаких проблем.

– Не знаю, как так получилось, – сказал Томми. – Я почему-то взял и проснулся.

Он запихал повязку в карман пижамной куртки. Пижама была в красную полосочку и с крохотными синими геральдическими щитами. Сэмми был в пижаме с красными щитами и в синюю полосочку. Так Роза взращивала сплоченность между отцом и сыном. Как вам подтвердят любые два человека, которых одевали в одинаковые пижамы, сработало на редкость эффективно.

– Удивительное дело, – сказал Сэмми.

– Да уж.

– Обычно мне, чтоб тебя поднять, приходится взрывать динамитную шашку.

– Это да.

– Весь в мать.

Роза еще спала, зарывшись под лавину подушек. Роза страдала бессонницей, обычно засыпала не раньше трех-четырех, но, если отрубалась, ее практически не разбудить. По утрам в школу Томми из дому выпихивал Сэмми.

– Вообще-то, ты встаешь утром сам, – продолжал Сэмми, подпустив в голос прокурорской инсинуации, – разве что на свой день рождения. Или когда мы все уезжаем куда-нибудь.

– Или если мне будут делать укол, – услужливо подсказал Томми. – У врача.

– Или.

Сэмми опирался на дверную ручку, наполовину всунувшись в спальню, а другой половиной оставшись в коридоре, но теперь перешагнул порог и подошел к Томми. Хотел было положить ладонь ему на плечо – пусть лежит весомым отеческим увещеванием, – но лишь скрестил руки на груди и посмотрел на отражение серьезного лица Томми в зеркале. Больно сознавать, но Сэмми теперь неуютно рядом с мальчиком, которого он вот уже двенадцать лет был премного обязан и рад называть сыном. Томми всегда был покладистым, круглолицым, настороженным ребенком, но в последнее время его каштановые волосы превратились в черные проволочные загогулины, нос смело вылез вперед сам по себе, и в чертах заклубились некие дурные предзнаменования, обещавшие сложиться в натуральную красоту. Он уже был выше матери и почти дорос до Сэма. В доме он занимал больше массы и объема, двигался непривычно и испускал незнакомые запахи. Сэмми держался поодаль, уступал территорию, старался не путаться у Томми под ногами.

– Ты себе ничего не… планируешь на сегодня?

– Не, пап.

Сэмми пошутил:

– К «глазному врачу» не собираешься?

– Ха, – сказал Томми, наморщив веснушчатый нос поддельной гримасой веселья. – Ладно, пап.

– Что ладно?

– Ну, мне бы одеться. А то в школу опоздаю.

– Потому что если да.

– Я нет.

– А если бы да, мне пришлось бы приковать тебя к кровати. Сам понимаешь.

– Я просто играл с повязкой, ну?

– Вот и славно.

– Я не хотел ничего плохого. – Последнее слово он голосом заключил в кавычки.

– Рад слышать, – сказал Сэмми.

Томми он не поверил, но постарался не показать. Не хотелось ссориться. Сэмми работал в городе долгих пять дней в неделю, а на выходные брал работу домой. Нестерпимо тратить краткие часы, что он проводил с Томми, понапрасну, на споры. Жалко, что Роза спит, – Сэмми спросил бы ее, как поступить с повязкой. Он взял Томми за волосы и – с неосознанным поклоном любимой родительской повадке собственной матери – энергично потряс голову мальчика из стороны в сторону:

– Целая комната игрушек, а ты играешь с десятицентовой повязкой из «Шпигельмана».

Сэмми прошлепал по коридору, почесывая задницу, – кривоногий капитан своего личного странного фрегата; надо приготовить Томми обед. Дом в Блумтауне – довольно приятное корытце. Покупка этого дома последовала за серией неблагоразумных вложений сороковых годов, в том числе в рекламное агентство «Клей ассошиэйтс», «Журнальную школу Сэма Клея» и квартиру в Майами-Бич для матери Сэма, где та и умерла от аневризмы, проведя одиннадцать дней в пенсионном неудовольствии; квартиру продали спустя полгода после покупки, немало на этом потеряв. Последнего краеугольного камешка, что остался со счастливых времен «Империи комиксов», как раз хватило на первый платеж в Блумтауне. И очень долго Сэмми любил этот дом, как человеку и полагается любить свое плавсредство. Дом был единственным осязаемым сувениром краткого успеха и безусловно лучшим, что было куплено на заработанные деньги.

О создании Блумтауна возвестили в 1948-м рекламой в «Лайфе», «Сэтердей ивнинг пост» и всех крупных нью-йоркских газетах. На выставочном этаже бывшего представительства «Кадиллака», возле Коламбус-Сёркл, возвели полностью готовый к проживанию дом «кейп-код» с тремя спальнями, укомплектованный вплоть до звенящих молочных бутылок в холодильнике. Неимущие молодые семьи северо-востока – белые семьи – зазывались в павильон «Идея Блумтауна»: сходить на экскурсию по дому и посмотреть, как среди картофельных полей к западу от Айслипа разместят целый город в шестьдесят тысяч душ – город скромных доступных домов, каждый с отдельным двором и гаражом. Целое поколение молодых отцов и матерей, выросшее на узких лестницах и в людных комнатах ржаво-кирпичных боро Нью-Йорка, – и среди них Сэмми Клей – явилось щелкать образцами выключателей, прыгать на образцах матрасов и на секундочку прилечь в штампованном металлическом шезлонге на пластиковой лужайке, задирая подбородки к воображаемым лучам пригородного лонг-айлендского солнца. Они вздыхали и думали, что одно из глубиннейших томлений их сердец в один прекрасный день, уже скоро, будет утолено. Их семьи были хаотичны, оглушительны и раздрызганы, в них правили бал злость и тяготы умников и пижонов, а поскольку все это касалось Нью-Йорка в целом, сложно было не поверить, что пятно зеленой травы и разумный архитектурный план способны существенно успокоить дребезжащие комки истрепанных нервов, которыми обернулись их семьи. Многие – и вновь среди них Сэмми Клей – потянулись за чековыми книжками и забронировали один из пяти сотен участков, спланированных к застройке на первом этапе.