Пять королевств Ирландии - Джеймс Стивенс

один из них заметил: „А он неплохо сложен и светловолос!” И ребята так и прозвали его — „светлый”, что по-ирландски звучит как „Финн”. Вот так он и получил имя, под которым мы знаем его до сих пор, — имя, данное мальчишками, и ими же, возможно, сохраненное для истории.

Финн решил на некоторое время остаться с этими ребятами. Первое время они боготворили пришельца, пораженные его многочисленными умениями и доблестями. Но позже (и это было неизбежно) они его возненавидели. Ведь у него все получалось лучше — и бег, и плаванье, и прыжки, да и в драке ему не было равных. В конце концов оскорбленный Финн ушел от них.

Покинув шумную и озорную компанию мальчишек, он направился в Лок Лейн и поступил на службу к королю Финнтры. То есть теперь это королевство называют Финнтрой — в честь самого Финна, а тогда у него было другое название.

Он охотился для короля и вскоре заслужил славу лучшего охотника при дворе Финнтры. Более того, никто из других охотников не мог даже приблизиться к вершинам совершенства, достигнутым Финном. Все они, выслеживая или загоняя зверя, полагались лишь на быстроту своих ног, чутье псов да набор старых, как мир, уловок, и частенько упускали добычу. От Финна же выслеженный им олень не уходил никогда. Его добыча всегда была столь велика, что казалось, будто звери сами сбегались к нему.

Король восхищался мастерством нового охотника, молва о котором быстро разошлась по всему королевству. И, будучи, подобно всем великим людям, очень любопытным, он однажды пригласил его к себе.

Увидев Финна, он сказал ему прямо:

— Если у Уайла есть сын, то этот сын — ты.

О чем они говорили после этого, нам неизвестно, но вскоре Финн оставил службу у короля Финнтры.

Он направился на юг и спустя некоторое время устроился к королю Керри, тому самому, женой которого была его мать. Поступая на службу, он предложил королю сыграть в шахматы, из чего мы можем заключить, что, хотя Финн и был умен и силен, в душе он оставался ребенком. Конечно, тогда он был еще слишком юн, чтобы быть благоразумным, но, как нам известно, он оставался неблагоразумным до конца своих дней. Таков уж был Финн.

Однажды, спустя годы после той игры в шахматы, во время передышки на охоте люди Фианны затеяли спор, какой звук самый приятный на свете.

— Ну так какой? — спросил Финн Ойсина.

— Крик кукушки с самого высокого дерева в лесу! — отозвался его сын-весельчак.

— Приятный звук. А ты что думаешь, Оскар?

— По-моему, лучшая музыка — звон копья о вражеский щит! — выкрикнул его воинственный отпрыск.

— И это приятно.

И другие защитники Ирландии назвали свои предпочтения: кто — лай охотничьих псов, кто — песню жаворонка, кто — смех юной Девушки, кто — ласковый шепот супруги…

— Это все — чудесные звуки, — сказал Финн.

— Так рассуди нас, Вождь! Скажи, что ты думаешь?

— Лучшая из мелодий — мелодия событий! — ответил им полководец.

И он так любил эти самые „события”, что постоянно влипал в них. А тогда, несмотря на то, что противником был его предполагаемый господин, что за игрой наблюдала его мать и он не должен был выставлять напоказ свои таланты, Финн позволил себе выиграть у самого короля семь партий подряд!

Удивленный монарх, у которого раньше никогда никто не выигрывал, вскочил из-за доски и уставился на юношу.

— Кто ты такой?! — выкрикнул он.

— Всего лишь сын крестьянина из Лейгне, что в Таре, — ответил Финн.

Возможно, солгав, он смутился — ведь впервые на него так пристально смотрел король. А король, глядя на юношу, мысленно унесся на двадцать лет назад. И наблюдательность не подвела его — как не подвела и предыдущего короля.

— Ты не тот, за кого себя выдаешь! — негодующе произнес монарх. — Ты — сын, которого моя жена Муирне родила Уайлу мак Байшкне!

И Финну нечего было на это ответить. Его взгляд упал на мать, которая все это время стояла неподалеку…

— Ты не должен оставаться здесь! — продолжил его отчим. — Я не хочу, чтобы ты погиб, находясь под моей защитой.

Возможно, он боялся из-за Финна навлечь на себя гнев сыновей Морны, но мы не знаем даже, что по его поводу думал сам Финн, поскольку последний с того дня ни разу не говорил о своем отчиме. А что касается Муирне… Может быть, она слишком любила своего господина, может быть, боялась сынов Морны, а может быть, просто хотела избавиться от живого напоминания о своем первом муже, но, как бы то ни было, она не сказала ни слова против.

И Финн снова отправился странствовать.

Глава 9

Все желания, кроме одного, преходящи, но одно остается всегда. Финну более всего хотелось уйти куда-нибудь и бросить все ради мудрости. В поисках ее направился он к Финегасу, что жил на отмели реки Бойне. Из страха перед кланом Морна Финн представлялся всем в этом путешествии своим детским именем Дейвне.

Мы набираемся мудрости, задавая вопросы. Даже если наши вопросы остаются без ответа, мы все равно становимся мудрее, ибо правильно составленный вопрос несет ответ, как улитка раковину на своей спине. И Финн задавал Финегасу вопросы, какие только мог придумать, а его новый господин (он, кстати, был поэтом) отвечал ему — с безграничным терпением — в меру своих познаний.

— Почему ты живешь на отмели реки?

— Потому что стихи — это двери, которые открывает в моем сознании шум текущей воды.

— Сколько ты прожил здесь?

— Семь лет.

— Так долго?

— Я готов ждать в два раза дольше ради стихов.

— Удалось ли тебе поймать хорошие стихи?

— Мои стихи — по мне. Никто не может получить больше того, к чему он готов.

— А воды Шеннона, или Шуйра, или прекрасной Ана Ливе тоже дарят хорошие стихи?

— Ты назвал хорошие реки. У них всех добрые боги.

— Тогда почему же ты выбрал именно эту реку?

Финегас улыбнулся своему ученику.

— Хорошо, я расскажу тебе все.

И Финн устроился поудобней у ног поэта, весь обратившись в слух.

— Мне было предсказано одним мудрецом, — начал Финегас, — что в водах Бойне я поймаю Лосося Мудрости.

— А потом? — нетерпеливо спросил Финн.

— А потом мне откроется вся мудрость Мира.

— А что дальше? — настаивал юноша.

— А что может быть дальше? — парировал поэт.

— Я хочу знать, что ты будешь делать со всей мудростью Мира.

— Хороший вопрос, — улыбаясь, отозвался Финегас. — Я смогу ответить на него, лишь обладая всей мудростью Мира, и никак не раньше. А