Юность Бабы-яги - Владимир Качан

– Эх, – взгрустнула вдруг Зина под впечатлением песен, – вот так вся жизнь. Проходят лучшие годы и где? В дурдоме… Сказать кому-нибудь страшно.

– Да перестань, – сказал Леонид Абрамович, – а где ты еще столько смешного увидишь? Да, кстати, – и Леонид Абрамович как раз некстати рассказал бородатый анекдот про психов, который все знали, а потом сам же от него долго и одиноко смеялся.

Нахлынувшую грусть Зины анекдот не развеял. Она продолжала мрачно смотреть на свою рюмку, потом налила водки, залпом выпила и снова тяжело выдохнула:

– Э-эх!

Добрый Саша захотел унять Зинину тоску вопросом:

– Зин, а Зин, ну все-таки что-то хорошее здесь бывает?

– Бывает, – с непонятной пока обидой отозвалась Зина. – Да. Например, был у нас в том году конкурс красоты «Мисс Кащенко».

Вадим, в этот момент опорожняющий свою рюмку, поперхнулся. Саша, наоборот, сдержался. Потому что не забыл «Мисс Ижевск» и удивить его было труднее.

– Вот видишь, – сказал он, – «Мисс Кащенко». Ты, наверное, первое место заняла?

– Ка-ак же! От них дождесся! – И Зина объяснила свою неутихающую прошлогоднюю обиду на жюри.

– Если бы конкурс был в купальниках, тогда да. – Зина встала. – Смотри, какая у меня фигура. – Она сделала изящный пируэт. – Видал? Если бы в купальниках, я бы тут всех урыла. А у них конкурсы какие были? Первый – кто лучше и быстрее сделает укол в вену, второй – кто быстрее привяжет больного к кровати…

Тут Вадим опять поперхнулся и спросил:

– Как это, привяжет?

– Элементарно. За руки и за ноги. К спинкам кровати. У нас это называется фиксация больного, а короче – вязка. Ну вот. И с этими-то двумя конкурсами я бы еще как-нибудь справилась, но третий, блин!

И тут Зина, не в силах совладать с возмущением, – опять налила себе водки и махнула. Села, замолчала и опустила голову.

– Ну что третий-то? – с возрастающим интересом поторопил ее Вадим.

Зина опять вскочила.

– А третий, сволочной этот конкурс был такой: прочитать, блин, наизусть отрывок из произведения писателя Чехова «Палата № 6»! – Тут Вадим закашлялся в третий и последний раз. – А я не знала не только наизусть, но и вообще не читала. Вот так! Ну меня и завалили. А если бы как на других, нормальных конкурсах, которые во всех странах, если бы в купальниках, – продолжала Зина больную тему, – хрен бы меня кто обошел! Поду-умаешь, если какая-нибудь… – тут она покосилась в сторону Жени, и Вадим с Сашей поняли, кто выиграл конкурс, – …если она знает наизусть всего Чехова или там Пушкина какого-нибудь, то она сразу и впереди, да? Конкурс-то, блин, красоты, а не мозгов, так? Так и надо было в купальниках, а они… Я бы выиграла, точно. Не веришь? – вызывающе спросила она Сашу и вновь повернулась, демонстрируя фигуру.

– Ну почему, я верю, – вполне искренне ответил Шурец.

– Нет, нет, ты еще погляди. А-а! Стоп! В халате ты не поймешь, а без халата уже и не помнишь, – разошлась Зина в удали своего рассказа и борьбы за справедливость. – Хочешь реально посмотреть? Ну-ка, выйдем в коридор!

Саша, хотя и приехал преимущественно ради этого, был несколько сконфужен.

– Пойдем, пойдем в коридор! – завелась Зина.

Саша поднялся и оглядел собрание. Собрание, видимо, с пониманием отнеслось к предстоящему отсутствию двух участников, а Вадим в ответ на Сашин взгляд медленно опустил глаза, всецело одобряя.

Когда выходили в коридор, Саша уже, конечно, знал, что показом фигуры дело не ограничится, надо будет идти дальше, но неожиданно для себя вдруг почувствовал полное нежелание заниматься сексом в этих стенах. А Зина, шедшая впереди, уже по ходу стала расстегивать халатик и снимать туфли. Они отошли подальше и завернули за угол. Обнаружилось, что под халатом Зины – только белье. Зина к приезду явно подготовилась. И верх и низ были белыми, тонкими и прозрачными. Внизу сквозь трусики красиво и рельефно проступала лобковая зона, а вверху – столь же красиво рвалась наружу едва прикрытая кружевами грудь. В другое время и в другом бы месте одного такого вида любвеобильному Саше хватило бы для острого интереса. Но он, сам не понимая почему, чувствовал вовсе не возбуждение, а какую-то странную тоску. Жалость, неловкость, обязанность что-то сделать, да и сама необычность происходящего – интерьер сумасшедшего дома, компания эта случайная, случайная подруга прошлых лет, рассказ о конкурсе, танец душевнобольных в соседнем корпусе – все смешалось в голове Саши, формируя настроение, никак не способствующее здоровой эрекции. В который раз поэт в нем побеждал простого мужчину с его естественными, данными природой функциями. Образы толкались в голове, там происходило зачатие, быть может, новой поэмы, которую он всегда хотел написать, но так и не сподобился.

А Зина нетерпеливо ждала. Ее фигура и впрямь могла бы выглядеть конкурентоспособной не только на убогом местечковом конкурсе «Мисс Кащенко», но и на любом другом – уровня «Мисс Россия» или даже «Мисс Европа».

Тем временем Зина, чьи внешние данные не послужили, к сожалению, аргументом в пользу ее победы на конкурсе, продолжала ждать от Саши следующего шага к окончательному сближению, но так ничего и не дождавшись, решительно сказала:

– Пошли в отдельную палату. Там я тебе покажу остальное, – и взяла Сашу за руку.

– Стой, Зин, – Саша остановил ее и погладил по щеке и волосам. – Прости, что-то не могу я так. Что ж я, как последняя скотина, буду заниматься этим в психбольнице. Не могу я здесь.

Зина оторопела на несколько секунд, потом выкрикнула:

– А я могу, да? Могу?! – Зина сорвала с себя лифчик и ответила сама себе. – Да! Я – могу! Я привыкла здесь! Не трахаться привыкла, а вообще привыкла. Я молодая женщина! А ты, ты!.. Ты – мужчина! А ведешь себя, как целка, которую воспитали хрен знает где! – Зина, дрожа от ярости, поискала секунду – где именно, и нашла: – В монастыре! Сволочь ты! Ты что же думаешь, меня можно просто так взять и продинамить, да? Мне можно в дурдоме, а ему, видите ли, нельзя! Я кто тебе? Прошмондовка какая-нибудь?! Я работаю… я… я… я красивая! И мне тоже хочется любви, хотя бы в Новый год, пускай и среди психов. Да, хочется! Вот! А ты со мной так, гад! – И Зина с размаху влепила Саше оплеуху, испугалась, стихла и без перехода заплакала, прижав к лицу ладони.

Саша обнял ее.

– Успокойся, Зин, – как можно мягче говорил он, – я о тебе совсем иначе думаю. Ты мне очень нравишься, очень, – шептал он, поглаживая Зину по голой и холодной спине.

– Прости меня, прости, – глотала слезы она.

– За что, Зина?

– Что ударила…

– Ну что ты, это даже нормально. Наоборот, ты меня прости.

– А тебя за что? – Зинина истерика совсем утихала, уступая место товарищескому пониманию.

– Меня? – усмехнулся Саша. – Меня есть за что… Сам позвонил, сам напросился и в последний момент отступил. Прости, что не могу сейчас, вот за это прости.