Маленькие радости Элоизы - Кристиана Барош

Элоиза просто обожает словари, и потом — зачем они, если ими не пользоваться, неужто только для того, чтобы красиво стояли на нижней полке шкафа? Папа-то чуть не запретил ей ими пользоваться, совсем было хотел запретить, а потом только процедил сквозь зубы: «Надеюсь, ты руки хотя бы моешь перед тем, как брать книги?» Кто бы говорил — сам-то он их моет каждый раз, как слон в зоопарке сдохнет!

Вот с того дня Элоиза и стала меньше папашу любить. Оплатить метр книжных корешков, чтобы «заполнить» мебель, вместо того чтобы подумать, чем заполняются мозги собственных детей!.. Нетушки, Элоизе такое не нравится. Ах, жизнь вообще — юдоль слез, она не ошибается, сестра Сент-Андре, которая катехизис преподает! Ну… Или она юдоль слез иногда, да, так лучше, пожалуй. Не всегда.

Камешек был овальный, он как раз умещался в ладони, и с одной стороны по голубому фону было красными буквами написано: «Главная Трансатлантическая Компания», а над этой надписью располагались такие маленькие золотые значки: звездочка, черточка… Когда Элоиза увидела это чудо у Изобель Гарсиа, она сразу поняла: вот это для меня! Мгновенно! Эта глупая кувалда даже не смогла прочесть, что там написано, ее вообще, кроме губной помады, ничего и не интересует.

Элоизе одиннадцать лет, а другим девочкам из ее класса — по двенадцать или даже по тринадцать, — ну, и чем они занимаются? Дура на дуре сидит и дурой погоняет… «Мальчишки все равно пялятся на их задницы, какой тогда смысл губы вампирьи себе рисовать?» — сказал насмешник Дедуля. Когда Изобель пришла отдать ему секатор, самый большой из его секаторов с толстыми такими ручками, тот, которым живую изгородь подравнивают, он взял да и протянул ей носовой платок: «Вытри рот, а то у тебя там слой краски, как на решетке мэрии!» А Изобель сразу та-ак разволновалась… Конечно, Дедуля старик, но он же все-таки мужчина, ну, и она призадумалась, эта Изобель, стала сомневаться, может, и впрямь зря так намазывается. К сожалению, недолго сомневалась. Господи, да она еще и краситься-то толком не умеет, помада чуть ли не на носу и на подбородке! Точно — рот, как у вампира!

Там, во дворе под платанами, Элоиза крикнула:

— Спорим, я за три броска выиграю у тебя твой камень?!

А они стали хихикать, остальные, они насмешничали:

— Эта Элоиза, она настоящая балда! Зачем тебе эта фигня? Чего ты так завелась из-за этого камня-то?

И Изобель хохотала громче всех. Но Элоиза заставила ее заткнуться:

— Если фигня, то на кой черт ты его подобрала? Если фигня — отдай просто так!

Ну, а дальше… Сказано — сделано: три броска — и камешек у Элоизы. Девчонки там все просто обалдели:

— Надо же, как это ты смогла-то?

А она потихоньку тренировалась. Наверное, это не настоящее мошенничество, это… ну, короче, камень стал ее. Изобель обозлилась, но старалась не показать виду:

— Бери, раз он тебе так нужен! Интересно только, что ты с ним будешь делать!

Элоиза даже и отвечать не стала — просто смерила ее взглядом и ушла.

Когда бабуля Камилла начинает орать на Дедулю, он всегда расправляет плечи и объявляет: «Оправдываться — значит унижаться!» Потому чертовски правильная политика была — промолчать, когда Изобель начала разоряться. И потом, девчонки же просто лопались от любопытства, что — нет? Точно! А так еще лучше… Ах, как он прекрасен, этот камешек!

В течение всего ужина Элоиза молчала. Мама так удивилась, что даже потрогала ее лоб:

— Нет, не горячий. Здорова… Что-то, видать, она затаилась, наша малышка — я и не слышала, как она пришла… Она не полдничала?.. У тебя что — плохие отметки сегодня, Элоиза?

— Я первая по французскому и по математике.

— ПО МАТЕМАТИКЕ?! — это папа так удивился: крупным шрифтом. — Наверняка списала!

Элоиза гордо выпятила грудь:

— Смеешься, что ли? У кого мне списывать? Они все сплошь дуры! Не-ет, я составила план: большое А, маленькое а, маленькое b, маленькое с, большое В, ну, и так далее… А ей больше ничего и не надо было, этой училке-мучилке. Вот и доказательство: я первая, хотя все решила неправильно!

— Тогда тут нечем хвастаться, детка!

— Но я же сделала все, как она велела, ей главное — чтобы мы рассуждали верно и все чтоб было по плану, а как там сосчитаешь — наплевать, вот я и первая ученица, которая старается изо всех сил! Она же просто дурища, эта училка! Дурее не найдешь!

— Элоиза!!! Если ты не прекратишь ругаться, твоя попа сейчас покраснеет! — Ну, конечно, бабуля Камилла не могла промолчать. А когда она пытается внести свою лепту в воспитание Элоизы, мама тут же находит превосходными даже самые дурные манеры дочери и отводит от нее громы и молнии, которые начинает метать папа, всегда согласный с мнением своей мамочки. «В сорок два года еще пуповина при них, еще не перерезанная», — помирает со смеху Дедуля. «А мама молодец: что хочет, то и делает! Я в нее пошла», — думает Элоиза. — Точно тебе говорю, эта девчонка что-то скрывает!

«Эта девчонка» скрывает голубой камешек еще с обеда. Может, конечно, он и не восьмое чудо света, но что-то вроде…

Назавтра Элоиза находит Изобель в уголке внутреннего двора школы, где эта идиотка назначает свиданки мальчишкам, которые слизывают тонны краски с ее дурацких губ.

— Говори, где ты его нашла?

— Кого? Шла бы ты отсюда, ты мне мешаешь!

— Камень где нашла?

У Изобель вдруг заблестели глаза:

— Ах, тебе это интересно, ну, тогда придется заплатить! — Она почти прикончила тюбик ярко-розовой губной помады, пора подумать о новом.

Но Элоиза уже с хихиканьем убегала. В голове у нее вертелось: так, значит? Ну, хорошо, она тоже больше не играет в «потери», тоже больше ничего никому не «отдаст», станет торговаться, как другие. И даже получше, чем другие, включая ее лучшую подругу Эме, которая тоже стала присматриваться к губной помаде, надо же, и она… Вот маразм! Что ж, «глупость заразнее сифилиса» — еще одна поговорочка Дедули из тех, что вызывают гнев и вопли Камиллы… Однако в словаре говорится, что сифилисом в прошлом веке болело свыше шестидесяти процентов населения, зато после изобретения пенициллина он в Европе почти искоренен. Элоиза время от времени приглядывалась и принюхивалась, на случай, если распространение еще каких-то болезней лишь на время приостановилось. Все знают, что, в конце концов, что угодно может тебе на голову свалиться, даже и то, что вроде бы искоренено. Как каштаны осенью или как оплеуха от папы, когда он перепил шампанского на Новый год, а Ритон играет в войнушку, испуская индейские крики. Ну и валитесь, ну и пожалуйста!

Элоизе удалось перехватить своего братца у выхода из детского сада, на тротуаре. Она схватила его за шиворот:

— Ритон, моя радость, давай ты отнесешь мой ранец домой, а я тебе за это два вечера подряд отдам свой десерт?

— Три. И еще не будешь называть меня Ритон.