Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Теперь Шарлотта испугалась, что зашла слишком далеко — не позволив ситуации зайти слишком далеко, — и что все пропало и разрушено.

— Мне в самом деле очень жаль, Хойт.

— Вас понял, перехожу на прием, — отозвался Хойт с убийственно доброй улыбкой на лице. Эта улыбка не оставляла никаких сомнений в том, что он хотел сказать: «Учти, это последнее „прости“».

— Понимаешь, дело в том…

— Дело в том, что тебе пора. — Он пожал плечами и улыбнулся все той же доброй и в то же время не оставляющей никаких надежд улыбкой, а потом еще раз пожал плечами.

Шарлотта выбралась из машины и, перешагнув бетонную шпалу, обозначавшую границу периметра парковки, пошла напрямик по газону к воротам Мерсер. Ей почему-то вспомнилось, как она впервые подходила к этому туннелю, уводившему ее к новой жизни… вспомнился отец со своей чудовищной русалкой, вытатуированной на предплечье и, словно красный сигнал светофора, предупреждавшей посторонних: «Не суйся, хуже будет»… и как отец отказался от помощи студента-добровольца, опасаясь, что тому придется давать чаевые… а еще старый проржавевший пикап со спальными местами прямо в обшарпанном грязном кузове… потом семья Эймори и поход в «Шкворчащую сковородку»… в общем, все удары и поражения, которые ей пришлось пережить в первые дни своего пребывания в Дьюпонте… и как ей тяжело тогда пришлось… Как же долго она шла едва ли не к единственной своей победе — и как легко, буквально одним своим неосознанным движением превратила эту победу, этот триумф в поражение! Все, о чем могла мечтать девушка, попавшая в блистательный Дьюпонт из деревенской глуши, — ну, если не все, то главное: бойфренд — старшекурсник, красавец, живое воплощение типа воина-победителя, да что там — сама победа во плоти! И надо же было… сначала она позволила ему зайти так далеко… а потом маленькая девочка из Спарты вдруг запаниковала… обломала парня в самый неподходящий момент… Но ведь не должна же она была позволить Хойту то, что он собирался сделать… Это не было даже ее решением. У Шарлотты просто сработал рефлекс, такой же естественный рефлекс, какой вырабатывается у ребенка, случайно прикоснувшегося к раскаленной докрасна дверце печки… да-да, именно докрасна, как топили у них дома Чуть раньше нее к туннелю Мерсер подошла компания ребят и девчонок. Все было как всегда: девушки визжали и кричали — веселые и возбужденные оттого, что были с парнями, а один из парней что-то выкрикнул нарочито серьезным голосом, как и полагается произносить уморительные шутки — самые остроумные шутки в мире, с точки зрения визжащих девчонок. Старомодные светильники окрашивали их лица в нездоровый желтушный цвет, пока они не скрылись в тени туннеля. Шарлотта услышала гортанный рев хойтовского «шевроле», сорвавшегося с места. Глушитель прогорел, мелькнуло в голове у Шарлотты. Ее скромных познаний относительно устройства автомобиля вполне хватило на то, чтобы определить причину рева… вот папа — он бы в две минуты заварил этот глушитель, и ездить бы стало намного комфортнее… и она просто умирала от желания оглянуться и посмотреть в ту сторону, где разворачивался здоровенный «субурбан», даже зная, что отсюда, от входа в туннель, она не сможет увидеть, смотрит на нее Хойт или нет, но она умирала от желания оглянуться сквозь темноту и дурацкий болезненно-желтый, мертвенный свет бесполезных и аляповатых старомодных фонарей, отражающийся в ветровом стекле… она так отчаянно хотела взглянуть на него, словно сказать: «Хойт, я ведь не хотела тебя обидеть, я совсем не хотела рвать с тобой отношения!»

— Шарлотта!

Она оглянулась. К ней подошла Беттина, которая спросила озабоченным голосом:

— Эй, что случилось?

— А что — заметно?

— Ну… вообще-то да, — ответила Беттина. — Тебя ведь раскусить — дело нехитрое.

Подруги вдвоем вошли в туннель, который подсвечивали изнутри всего две специально подобранные слабенькие лампочки. Лучше уж вообще никакого света чем такой, почему-то подумалось Шарлотте.

— Что же я натворила! Какая же я все-таки ду-у-у-у-ура, — сказала она. Она проговорила это громче, чем собиралась, и эхо разнесло слова по всему туннелю. На мгновение «ду-у-у-у-ура» повисло в воздухе, как стон, как жалобный вой, как крик отчаяния.

— Да что же уж такого глупого ты натворила? — спросила Беттина.

Но Шарлотта ее не слушала. У нее в мозгу словно щелкнул какой-то переключатель, и теперь оставалось только вновь обрести дар речи. Вот тогда первым ее вопросом к подруге будет такой: как найти повод, любой самый дурацкий повод, чтобы позвонить Хойту и чтобы при этом не выглядеть жалкой и умоляющей?

Когда Хойт вернулся, в библиотеке были только Вэнс и Джулиан. Вэнс подмигнул ему:

— Что-то ты на этот раз припозднился, старик. Ну как, плейбой, удалось… перепихнуться?

Хойт плюхнулся в свое персональное кресло и сказал:

— Ну-у-у… я бы не сказал — перепихнуться в полном смысле этого слова, но мы над этим работаем. Понял? Ничего, рано или поздно все будет нормально. Мы своего добьемся. А знаете, что я надумал? Приглашу-ка я ее на наш официальный бал.

— Что? Эту малолетку? — изумился Джулиан. — А как насчет той — Не-помню-как-зовут? Я ее так и прозвал — Не-помню-как-зовут, потому что ты с ней два месяца… протрахался в полном смысле этого слова, — он ткнул большим пальцем в сторону лестницы, — прежде чем узнал ее имя. Если бы в Книге рекордов Гиннеса была категория «самое долгое анонимное траханье», ты бы наверняка попал в эту книгу, плейбой хренов.

Хойт, рассеянно глядя куда-то в пространство перед собой, сказал:

— Насчет перепихнуться она была в порядке, мужики. Нет, честно, просто охренеть. Но она дала мне большой отлуп. Даже по телефону со мной больше не разговаривает, твою мать. Вот неблагодарная — считает, что я всего-навсего обычный бабник из клуба. Так прямо и сказала.

Вэнс и Джулиан в один голос взвыли.

— Бабник! — завопил Джулиан. — Твою мать! Нет уж, девчонку, которая так к тебе относится, приводить нельзя, да и лучше вообще с ней не связываться!

— Джулиан прав! — заявил Вэнс. — Еще не хватало привести такую идиотку на официальный бал Сейнт-Рея! Ни хрена, много чести будет!

Приятели еще некоторое время поприкалывались по этому поводу, но вскоре поток остроумия иссяк, и Хойт, дождавшись паузы, сказал:

— И все-таки факт остается фактом: на бал мне идти не с кем! Не могу же я просто позвонить любой девчонке и объявить: «Слышь, красотка, у нас тут в Сейнт-Рее завтра крутая тусовка, и я тебя с собой возьму, чтоб мужики не подумали, что мне вообще никто не дает».

— Есть вариант: ты всегда можешь отбить девчонку у Ай-Пи, — оживился Джулиан.

— Не понял. Ты это про кого? — спросил Хойт.

— Да ты ее знаешь — это Глория, с психологии-философии. Девочка первый сорт, пальчики оближешь. Да за такую бабу я сам готов себе левое яйцо отрезать. И как только этот мудак Ай-Пи сумел уговорить ее быть его девушкой на балу, я даже не представляю. Просто охренеть!