Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра - Владимир Новодворский

Улица большого города. Время около полудня. Жарко. Электронное табло информирует: температура воздуха плюс пятьдесят градусов. Не покидает ощущение сауны, из которой не выйти, и ноги сами приводят к телеге с горой лимонов. Худощавый индус разрезает их и пропускает через напоминающий мясорубку механизм. Отходы производства уже образовали огромную кучу, которые с удовольствием пережевывает корова. Она же перерабатывает их в лепешки, создавая тем самым рай для мух, которые, не в силах определиться, суетливо курсируют между результатами человечьей и коровьей переработки. Замкнутый природный цикл – не эстетичен, но совершенен. Понимаю, что даже острая жажда не заставит меня стать звеном этой цепочки.

Ловлю такси, принять душ в номере – заветная мечта. Останавливается машина черного цвета, ее создатели уже давно умерли. Водитель в скрюченном состоянии нависает над рулем. Называю отель, автомобиль кряхтит, но трогается. На перекрестке к машине бросаются люди: мужчина на костыле, кто-то без рук, женщина с ребенком, у которого из уха течет кровь, несколько детей, замотанных в тряпки со следами крови. Непонятно, как люди в таком состоянии передвигаются. Первое желание оказать первую помощь. Водитель останавливает меня и говорит:

– They just want money. ^[10]

– Actually? – удивился я. – But they’re all in blood.^[11]

Не все было понятно из его объяснения. Смесь английского и хинди требует времени для восприятия.

Они немного актеры, и это не кровь – такой вывод следовал из его слов. Буйство попрошаек нарастает, они без остановки дубасят по стеклам. Окровавленные дети вниз головой маячат снаружи. Машины вдруг тронулись, и мы утонули в потоке. На следующих светофорах, вняв совету водителя, отпрянул от окна и разместился в центре заднего сидения. Такую бескомпромиссную борьбу за жизнь следует один раз увидеть, чтобы лучше осознать грань.

Останавливаемся на бензоколонке. Катаемся около двух часов – огромные пробки. Ноги затекли и не помещаются в тесном пространстве между спинкой водительского кресла и моим сиденьем. Открываю дверь, чтобы выйти и размяться. Поэтапно извлекаю тело наружу и обращаю внимание на скрытую газетой неровность под левым ботинком. Она начинает, к моему ужасу, двигаться. Оказывается, это прохожий решил отдохнуть. Не пьяный, конечно, не очень чистый, но это никого не удивляет, кроме меня.

Трудно привыкнуть к левостороннему движению, машины и пешеходы появляются не понятно, откуда и так же исчезают. Дурным тоном считается останавливаться на красный свет, если нет машин, зато звуковой сигнал – самый используемый элемент управления автомобилем. Слева через дорогу метрах в ста по диагонали появляется современное здание моей гостиницы. Водитель на перекрестке поворачивает налево, минует разделительное бетонное ограждение и плавно выезжает на встречную полосу, выбирая кратчайший путь. Желание выскочить сдерживает опытом извлечения себя через заднюю дверь – времени явно не хватит. Пять полос, каждая забита двигающимся навстречу транспортом. Пытаемся разъезжаться. Автомобили, словно корабли, касающиеся бортами на легкой волне у причала. Следы подобной манеры езды присутствуют на подавляющем числе двух, трех и четырех колесных образцов техники. Судя по реакции водителей, происходящее никого не удивляет. Начинаю понимать, что не столь важно, как, куда и каким образом ты двигаешься; главное оставлять возможность разъехаться, включая тротуары, обочины – любую пригодную для маневра территорию. В результате подобных действий в России либо произошла бы авария, либо, случись ее каким-то чудом избежать, водителя вынули бы из машины и отдубасили. Мы же доехали целыми и невредимыми. Интересно, откуда у наследников этой древней цивилизации такая терпимость друг к другу? Кто мудро стер жестокость из программы эмоций, учитывая огромное перенаселение в этих местах?