Запах высоты - Сильвен Жюти

Иногда эта тайна начинает угнетать его слишком сильно, и тогда Уго пытается восставать. Как сейчас.

Но ему трудно ясно размышлять: дорога все хуже и хуже, трясет все больше. А может, это – из-за высоты; он не успел акклиматизироваться. Карим подает Дю знак остановиться: настало время молитвы. Ворча, Дю подчиняется приказу Уго. Карим расстилает коврик на обочине, вынимает компас, а китайцы стоят рядом и смеются, попыхивая сигаретами. Когда-то в Лхасе было много мусульман, и языком торговли считался персидский, но теперь ничего от этого не осталось. А компас подарил ему Уго: он показывает, где Мекка.

Первая ночь – в гостинице Четанга: с них содрали по сто долларов с человека. Сто долларов за грязный матрас, кишащий кусачими тварями, и гнусные помои вместо еды. Оба китайца нашли приют в мрачных казармах бок о бок с тупой солдатней: туризм кончился.

Пейзаж, по мере того как дорога спускается глубже в ущелье, становится все менее засушливым. Влажные туманные леса, джунгли. Навстречу идут тяжелые грузовики, забитые неошкуренными бревнами; а завтра лес на этих склонах будет вырублен подчистую, и начнется подтопление дальних равнин. Впрочем, мы, кажется, покидаем Тибет, думает Уго, сворачиваем в глубокую долину, ведущую к Бенгали, откуда с гималайских гор несет вниз ил и текут талые воды. Но пока мы еще на другой стороне, северной, мы – выше; по ту сторону линии Макмагона, которую оспаривал Шу Энлай: он считал, что Китай простирается дальше, до самой равнины, включая Ассам и все Гималаи.

Спуск – медленный, плавный, и даже не очень высокие горы кажутся громадными, это – логично. Вершины их зарываются в небо, словно тонут в опрокинутом море. Снег сливается с белизной облаков, открывая дорогу в иной мир. Уго хочется тут же, сейчас, почувствовать, как скрипит под ногами этот снег. Он знает: для него это лучшее лекарство от всех вопросов и сомнений. Стоит ему вдохнуть запах высоты, и он поймет, как поступить.

Мы приближаемся к самым богатым водой районам Земли. За несколько сотен километров к востоку отсюда Цангпо-Брахмапутра огибает Намчебарва[45]и спускается на индийскую равнину. В несколько тысяч километров к западу, рожденная у подножия такой же, судя по ее названию, священной горы Кайлас – хотя у нее много имен: Канг Рингпоче, Тизе, Меру,[46]– река Инд делает то же самое, обходя такую же гигантскую и почти одноименную вершину: Нангапарбат.[47]Высота обеих гор одинакова, разница составляет не больше двухсот метров, но только вторая из них – известна, потому что превосходит рубеж в восемь тысяч. Она видела зарю гималайского альпинизма, начавшуюся смертью Мэммери в 1895 году. Почти через сто лет другая гора еще оставалась одной из высочайших – не считая Сертог, естественно, – непокоренных вершин планеты. Они сжимают в своих когтях Гималаи: конец мира. Начало мира: Инд, стекающий вниз по Азии, все еще размывает землю, приподнимая Тибет. С каждым годом горы завоевывают по сантиметру, а мощнейшие землетрясения свидетельствуют о том, что там, внутри, идет работа, и чрево земли по-прежнему готово дать рождение новому миру.

Жаль, конечно, что Инд в отличие от Ганга не достигает Бенгальского залива – симметрия была бы полной. Долго считалось (так думали и европейцы), что Ганг берет начало у подножия Великой Драгоценной Горы, проходит под Гималаями по подземным каналам и вновь вытекает на поверхность изо «Рта Коровы». Почему бы и нет? Ганг – самая почитаемая из всех священная река и одна из тех немногих, что рождаются на южном склоне горной цели. В 1817 году Ходсон и Герберт добрались до пещеры «Коровы», исследовать которую посылал когда-то еще Великий Могол[48]Ахбар. Она оказалась всего лишь обледенелым гротом над деревней Ганготри,[49]откуда стекал небольшой грязноватый поток; садху[50]отвечали на все расспросы смехом. «Нас всех спрашивают одно и то же», – говорили они.

До Вегенера,[51]отца теории расхождения дрейфующих континентов, многие поражались схожести очертаний побережья Америки и Африки. Много менее было тех, кого удивляла странная симметрия, связавшая Нангапарбат с Намчебарва и Кайлас с Сертог. Намчебарва – эзотерический двойник Нангапарбата, также как Сертог – эзотерический двойник Кайласа. Первые – всем известны, их двойники – нет. На первые поднимались, им посвящены десятки книг; что до их двойников – возможно, кому-нибудь удастся в одной из книг отыскать какой-нибудь их снимок.

Пары, которые они составляют, подобны братьям Диоскурам, Кастору и Поллуксу: первый – умерший, второй – бессмертный.

И не важно, что книги о Кайласе носят религиозный характер, а о Нангапарбате – спортивный: Уго совершенно ясно, что это – одно и то же. Свами[52]Пранавананда и Герман Буль[53]искали того же, но шли разными путями. «Восхождение» было вначале понятием мистики, и истинный защитник альпинизма вовсе не Бернар де Ментон,[54]назначенный на эту роль Пием XI,[55]папой-альпинистом, а та самая Анна-Екатерина Эммерих,[56]поднимавшаяся в «области, которых нельзя было достичь человеку» и вызвавшая интерес Блеза Сандрара.[57]