Я люблю Будду - Хилари Рафаэль

хавьер несколько раз выговаривал тиффани за то. что она слишком внимательно смотрит эротик-шоу.

— клиенты могут подумать, что ты лесбиянка, или просто малахольная, да. у нас тут не лесбийский бар, вакару?

на самом деле, это его раздражало, раздражало ужасно — как та половая инфекция, от которой воспалился весь член, в тот вечер, когда новенькая девочка из швеции в первый раз вышла на работу, что эта наглая маленькая всезнайка с тугой ладной попкой потакает своим извращенным инстинктам в рабочее время, которое на то и рабочее, чтобы работать, а не развлекаться, он очень гордился собой — на мой взгляд, совершенно необоснованно, — что у него в баре работают такие замечательные танцовщицы, при том, что он не имел ни малейшего отношения ни к хореографии, ни к художественной постановке номеров, но зато он проявил себя гениальным организатором: нанял всех пятерых из одной страны (франции), чтобы они могли общаться друг с другом (на французском), подбрасывал им кокаин небольшими порциями, когда они выглядели не совсем гэнки, и устроил аборт для эмили, то есть, нашел ей врача (чтобы сэкономить деньги, он привлек к этому делу одного своего приятеля), хавьер был уверен, что они — его собственность; а странная смесь жадности и неуемного великодушия позволяла ему делить их с клиентами шесть вечеров в неделю.

больше всего тиффани нравилась самая смуглая девочка с мелкими твердыми грудками, про себя она называла ее “мавританкой”, она так и не потрудилась узнать, как зовут этих танцовщиц — какие у них настоящие имена или хотя бы сценические псевдонимы, — поскольку заранее была уверена, что это личности скучные и совершенно не интересные, и к тому же, они держались своей компанией, никогда не приятельствовали с хостесс и не предпринимали никаких попыток к сближению, похоже, они считали себя выше хостесс, чего тиффани откровенно не понимала, лично мне кажется, что они рассуждали примерно так: они — актрисы, и их голые сиськи и попки воспринимаются только в контексте сцены, в то время как хостесс, неумелые девочки, хлопающие глазами, не играющие для публики, а на свой лад ублажающие клиентов, были если не шлюхами, то уж точно — шлюхами наполовину, я так и не выяснила, кто зарабатывал больше, танцовщицы работали по контракту; им давали квартиру и оплачивали медицинскую страховку, и вообще они были более защищены, хостесс могли уволить в любой момент, и им всем платили по-разному, такие, как тиффани или анжелика, зарабатывали чуть ли не в два раза больше, чем обычные девушки, и даже тиффани ни разу не видела никого из танцовщиц вне сцены, хотя нет, однажды она случайно встретила на улице самую низенькую — которую мысленно называла “короткие ножки, большая жопа”, — та шла по омотэ-сандо с ребенком в коляске и с мужем, это было огромным разочарованием, если не сказать больше.

давайте посмотрим, там еще были “вроде как славяночка с пышными формами”, “оленьи глазки” и “мулаточка из колоний”, больше всего тиффани нравился номер, где “мавританка” была полицейским (в мужском костюме), “оленьи глазки” — задержанной, а “короткие ножки, большая жопа” — ее лесбиянкой-любовницей, угрожая дубинкой, полицейский заставляет задержанную раздеться и насилует ее в задницу, тут появляется подруга-лесбиянка, одетая за гранью приличия — то есть, практически неодетая, — и пытается соблазнить полицейского, чтобы он отпустил ее любовницу, полицейский глотает наживку и принимается за подругу, сношая ее в разных позах, но в этой истории никто не получит свободу, пока не случится “любовь на троих”, для тиффани кульминацией представления было мгновение, когда полицейский распахивает на груди рубашку и демонстрирует мускулистые загорелые грудки, блестящие, как полированный янтарь.

может быть, тут это будет немного не к месту, но я все же хочу сказать, что я больше всего любила сольное выступление “оленьих глазок”: над сценой натягивали канат, и она танцевала на нем, одетая в красный облегающий комбинезон с большими вырезами на груди и на заднице, танец был очень простым, но вполне зажигательным, по большей части она просто висела вниз головой на согнутых коленях, меня всегда поражало, что кровь, приливающая к голове, не мешала ей сохранять равновесие.