Знакомство по объявлению - Людмила Анисарова

Рита часто своим ученикам диктовала или давала переписывать готовые, написанные ею самой сочинения. Обычно она делала ставку на авторов первой половины девятнадцатого века. Что-нибудь да будет на экзамене. Не Пушкин — так Лермонтов, не Грибоедов — так Гоголь. Схема была достаточно проста. Этих четырех нужно пропахать так, чтобы написать любую тему, как бы она ни была сформулирована. И Рита учила тому, чему в школе обычно не учат: конструировать тему из готовых смысловых блоков.

— Вот смотрите, — говорила она (Рита всегда обращалась к ученикам на вы), — в этих сочинениях (она давала отпечатанные листочки) очень много общего, иногда повторяются целые куски, но каждое точно соответствует обозначенной теме. Тема — это вопрос, на который нужно ответить. Ответить развернуто, грамотно, убедительно.

Как бы экзаменаторы ни изощрялись в формулировке темы (здесь Рита обычно делала вид заговорщика, великодушно приобщая ученика к профессиональной тайне), велосипед изобрести им не удастся. По «Горю от ума», например, это будет или что-то о самом Чацком, или о фамусовском обществе, или о конфликте между ними. Зная само произведение (это обязательно!), имея в голове набор цитат, помня общие идеи и смысловые блоки ее, Маргариты Александровны, сочинений, можно легко справиться с любой темой.

Над грамотностью работали отдельно. И если ученик был не совсем туп и не дисграфик, то за несколько месяцев вполне можно было натаскать его на твердую четверку.

Рита свято верила в эффективность своей системы, рассчитанной на невозможность отсутствия темы по литературе первой половины девятнадцатого века («хронологический принцип» — объясняла она). Верила до тех пор, пока одна из ее учениц не завалила сочинение в МГУ. Тема-то по первой половине прошлого века была, но звучала она так: «Мотив моря в лирике Жуковского, Пушкина и Лермонтова». Ну как вам это понравится? Кто ж такую тему напишет? Перепаханные вдоль и поперек (но без мотива моря) четыре автора остались невостребованными. Ученица писала что-то по Шолохову — и получила «пару». Это был хотя и весьма неприятный, но очень хороший урок.

А в прошлом году от знакомой учительницы, которая входила в приемную комиссию в мединституте, Рита узнала, что у них там хронологический принцип не соблюдается вовсе. Темы подбирает некто Беспалов, проректор, химик, кажется, по специальности. К процессу этому никого не допускает, все держит в своих в руках, дебильноватые формулировки тем берет из жутких сборников типа «250 золотых сочинений» и девятнадцатый век не делит на первую и вторую половину, как это везде принято.

Так что Маргарите Александровне пришлось свою систему подкорректировать. Она насочиняла множество опусов, посвященных современной литературе (тема войны, тема нравственности, тема природы и т. д. и т. п.), написала сочинения по Тургеневу, Толстому, Достоевскому — и чувствовала себя снова во всеоружии. Репетиторский сезон подходил к концу. Две Ритины ученицы благополучно написали на четверки сочинения в пединститут, который недавно, как и все вузы города, в одночасье превратился в университет.

А тут свалился на голову этот мальчик. По объявлению, которое она давала еще бог знает когда, позвонил мужчина и попросил дать несколько занятий сыну, который поступает в мединститут. Выяснив, что с русским и литературой дела у мальчика обстоят неважно, она засомневалась, сможет ли что-то сделать за пять дней, оставшихся до экзамена. Но деньги были нужны, и она согласилась.

«Конечно, придется здорово напрячься. Но ничего, прорвемся», — думала Рита, прикидывая, с чего начать и как выстроить занятия, чтобы они действительно что-то дали.

Она вспомнила, что в мединституте-университете часто бывает свободная тема. В прошлом году она звучала так: «Моя позиция в выборе профессии». Это, видимо, то же самое, что «Моя будущая профессия», ну еще и позицию приплели.

Рите не приходилось еще писать сочинение о том, почему она хочет стать врачом. А ведь придется!

«Господи, за что же зацепиться?» — лихорадочно соображала она. Кроме чеховского доктора Дымова, которого можно было бы представить как образец самопожертвования, ничего в голову не приходило. Но ведь должны же быть какие-то книжки про врачей! Да они и есть — Рита знает. Когда-то давно, классе в восьмом, она прочитала трилогию Юрия Германа про хирурга Устименко. Помнится, главный герой произвел на нее огромное впечатление. Она даже засобиралась тогда податься в хирурги (всегда была жуткой максималисткой — если уж врач, то только хирург!) и в девятом классе вместе с подружкой Шурой стала посещать занятия кружка «Юный медик» при мединституте. Они с Шурой не пропустили ни одного занятия: были и в анатомичке, и в морге, и на кафедре судебной экспертизы. После морга Рита не могла есть мясо целую неделю: перед глазами стояли буро-фиолетовые тела мужчин и женщин, наваленные грудами на каменных столах. Но страшная картина не остановила ее. Остановило другое.

Кружковцев повели на операцию. Это был обыкновенный аппендицит. Оперировали девушку лет двадцати. Близко юных медиков не пустили: оставили стоять за стеклянной дверью. Рита ничего толком и не увидела: только очень бледное лицо девушки и ее руку, которая сначала бессильно свисала с операционного стола, а потом, когда взметнулась вверх, была властно прижата медсестрой. А вот крики они все слышали хорошо. Крики эти продолжались долго: Рите показалось, что почти все время, пока шла операция. Хотя объективно это, наверное, было и не так. Впрочем, конца операции Рита не дождалась, она убежала в коридор и тихо, но долго там плакала. А потом, вытерев слезы, твердо решила, что в мединститут она не пойдет. Поступила в педагогический, на литфак.

Трилогии Германа дома нет, да и едва ли она помогла бы сейчас. Нужно что-то другое. Что? Например, что-нибудь про клятву Гиппократа. Где взять? Да в какой-нибудь энциклопедии! Лучше даже — в детской. Аркашка хоть и не ходит еще в школу, а читает хорошо — и книг ему Рита напокупала целый шкаф. Вот замечательная книжка: «Скажи мне «почему»?». Так, так, посмотрим. Ага! Кто был первым врачом? Действительно, есть про Гиппократа. Кстати, написано, что одним из первых врачей в Древней Греции был человек по имени Эскулап. Во дают! Это же бог врачевания, причем Эскулапом его называли древние римляне, а у греков, как известно, он был Асклепием. Бедные дети!

Рита подчеркнула ручкой (карандаша под рукой не оказалось) все, что можно использовать в сочинении. Но этого было мало. Вот, помнится, книжка хорошая есть, ее известный хирург написал — Амосов, кажется. Ну да, как же она могла забыть?! «Мысли и сердце» называется. Вот какая книга должна лечь в основу сочинения! Только придется ехать за ней в библиотеку. Не хочется, но ничего не поделаешь: Рита уже поняла, что без этой книжки она ничего не напишет.

В троллейбусе, слава Богу, не было толкучки. Можно было даже сесть, что Рита и сделала. Свободных мест больше не было, и она с беспокойством поглядывала на дверь — в надежде, что старушек не будет и вставать не придется.

Вошла женщина околопенсионного возраста, встала рядом с Ритой и выразительно на нее посмотрела. У женщины было лицо певца Александра Серова и, как оказалось, красивый низкий голос, играя которым она спросила: