Канон, звучащий вечно. Книга 3. Любовь на Итурупе - Масахико Симада

Ночью, когда огонь в очаге начинает угасать, мой сон становится более чутким. Тогда в хижине наступает оживление. Ее один за другим заполняют видения из моих снов. Моя старшая сестра Андзю в школьной форме приходит и говорит:

– Что вы тут делаете? Мальчишки – и играете в дочки-матери?

– Ничего подобного. Я тоже занимаюсь духовной практикой. Потому что у меня пиписка не стоит.

– Ну и что? Подумаешь – не стоит.

– Лучше скажи, Андзю, зачем ты сюда пришла?

– Я домой иду. Вместе с Фудзико. Позвать ее? Ты, наверное, хочешь с ней встретиться.

– Мне бы не хотелось, чтобы она увидела меня в таком жалком состоянии.

Пятый день. Приходит мой старший брат Мамору. Хлопчатобумажная пижама расстегнута, он энергично вытирает пот со лба носовым платком. Мамору рассержен.

– Я из-за тебя ласты склеил. Правда, если бы и остался жить, все равно ничего хорошего.

Я спрашиваю его, почему ему пришлось умереть, и Мамору отвечает:

– Потому что ты так и не смог от нее отказаться. Она обручилась с наследным принцем, а ты гонялся за ней. Вот все и пошло наперекосяк Если бы папаша не подобрал тебя с того берега и не притащил к нам, ты бы с ней никогда и не увиделся, а семья Токива не встретила бы свой ужасный конец. Это ты убил отца, приемыш.

– А разве я не ушел из дома Токива, чтобы не причинять семье неприятностей? Я и отца просил выгнать меня.

– Если тот, кого однажды записали в посемейную книгу дома Токива, совершит постыдный поступок, это станет позором для всех Токива.

– Я не совершал ничего дурного. Просто полюбил Фудзико.

– Хотя вокруг полно других баб было. А ты нарочно нарушил табу, принятое в Японии. Хотел швырнуть грязью в лицо тому, перед кем все японцы склоняют голову. Дорого же это обошлось. Ты-то еще легко отделался. Подумаешь, живешь в изгнании, потерял голос, стал импотентом. А отца хватил удар, и он ушел в мир иной, так и не приходя в себя. Андзю ослепла, меня довели до самоубийства, а мать не выдержала и умерла. Все из-за любви твоей. Духи императоров прокляли тебя. Ты виноват в том, что они наслали погибель на дом Токива.

Мне нечего было ответить. Мой брат Мамору склонился к огню. Оранжевый свет падал на его бледное одутловатое лицо, взгляд был полон ненависти. Вскоре лицо его перекосилось, исказилось – было непонятно, смеется он или рыдает.

– Почему ты покончил с собой? Ты не думал, что заставишь маму страдать? – спросил я его, и Мамору ответил дрожащим голосом, потирая лицо:

– Останься я жив, ей было бы хуже. Все пошло наперекосяк.

– Хорошо придумал. А ты когда-нибудь представлял себе, что чувствует мать самоубийцы? Я потерял голос, стал импотентом, но я живу, борясь с мыслями о самоубийстве. Что ты можешь знать обо мне? Что я живу, вконец отчаявшись? Что даже побывал бомжем? А знаешь, почему я не умер? Потому что не отказался от надежды увидеть Фудзико.

– Все когда-нибудь будут здесь. И ты, и женщина, которую ты любил. Вот тогда и повеселимся, договорились? Помнишь, как мы ходили подглядывать за Фудзико? Ты все время пялился в телевик фотоаппарата. Что ты сделал с теми фотками?

Не дожидаясь моего ответа, Мамору исчез вместе с рассветом.

Брат сам распорядился своей жизнью, ни о ком не подумав. Но напасти на дом Токива обрушились из-за меня. Причины смерти моего приемного отца Сигэру и слепоты Андзю действительно кроются во мне. Как и Нина, я проклят в любви. И еще не расплатился до конца. Мгновения, которые я провел с Фудзико, были так мимолетны, а время расплаты за них тянется невообразимо долго. Кто мог предполагать, что моя любовь к Фудзико, начавшаяся с детского увлечения ее образом, напоминавшим мне умершую мать, приведет к краху семьи Токива? Наверное, даже Мария Григорьевна не смогла бы предсказать такое развитие событий.

Мамору сказал, что я проклят духами императоров. Значит, я нарушил законы природы и пошел против воли небес? Получается, даже в стране мертвых со мной обращаются как с преступником?

Шестой день. Костя пришел в хижину. Он был очень бледен, губы потрескались, глаза ввалились, лицо осунулось. Он не говорил ни слова, дрожал и держался за живот. Я дал ему кипятка с сахаром и уложил на свою постель. Бормоча что-то по-русски, Костя уснул. От голода начинает сводить живот. Чтобы унять боль, нужно закинуть что-нибудь в желудок Я тоже попил кипятка с сахаром. Сразу стало тепло, острая боль в желудке прошла. Ночью было тяжелей, чем днем. Тьма и тишина ядом разливались по всему телу, усиливая боль и страдания. Костя мучился не только от физической боли, ему приходилось откликаться на голоса несметного числа умерших, и это изматывало его душевно. Не в силах справиться, он, наверное, пришел ко мне за помощью.

Пока я ходил за водой, Костя проснулся. Он, кажется, хотел что-то рассказать мне, но произнес только:

– Спасибо, – и вышел из хижины.