Пять дней - Дуглас Кеннеди

— Билли было девятнадцать лет, когда ему поставили диагноз «биполярное аффективное расстройство».

Нам только что принесли «Кровавую Мэри». Ричард, признавшись в том, что солгал мне насчет своего сына, после отказывался о нем говорить («Не хочу обременять вас своими проблемами»). Я мягко настаивала, чтобы он поделился со мной своей бедой. Ричард глотнул из бокала. Снова напряженным взглядом надолго уставился в стол. Я видела, что он пытается решить, стоит ли ему быть откровенным со мной. Я крепче стиснула его руку. Он на мгновение накрыл своей ладонью мою, потом поднес ко рту бокал и (заодно) осторожно высвободил свою руку. Опять жадно глотнул водочного коктейля. Я видела едва заметное сокращение мышц его горла, по которому текла обжигающая жидкость.

Потом он сказал:

— Мы всегда знали, с самого его детства, что Билли не совсем нормальный ребенок. Замкнутый. Необщительный. Скрытный. Во всяком случае, я так это видел. Временами он вел себя абсолютно адекватно, потом вдруг ни с того ни с сего становился чрезвычайно оживленным и общительным. Слишком общительным, на мой взгляд. Но после этих его периодов угрюмости, ухода в себя, солипсизма…

Чудесное слово, подумала я. Произнеся его, Ричард на мгновение вскинул брови, словно прочитал мои мысли. Я улыбнулась в ответ.

Он продолжал:

— …мы оба так радовались, что он наконец-то воспрянул духом. Тем более что в подростковом возрасте он почти всегда держался обособленно. В местной школе Бата, где он учился, его все считали чудиком. Школьный психолог протестировала его и сказала, что, по ее мнению, у него есть «проблемы». Она направила его к психотерапевту, и Билли какое-то время посещал врача, хотя Мюриэл, моя жена, была против.

— Почему?

— Мюриэл из тех людей, кто уверен, что «умственные дела», как она выражается, это признак слабости. Полагаю, такое восприятие у нее сформировалось в результате детского опыта. Она росла в Дорчестере; отец ее, американец ирландского происхождения, служил в полиции, причем был этаким типичным крутым копом, который особо не церемонится. Он пил, конечно, и регулярно поколачивал жену. В конце концов мать Мюриэл не выдержала. Она была родом из. Льюистона. Так вот, она забрала детей — Мюриэл и двух ее братьев — и уехала к родителям. Мюриэл тогда было всего двенадцать лет. Отца она больше не видела. Он решил, раз дети его последовали за матерью в Мэн, значит, они от него отказались. Он вычеркнул их из своей жизни, а через пять лет умер от пьянства, разрушившего его печень… Слишком много подробностей, да?

— Интересные подробности! — сказала я.

— Надеюсь, вы говорите это не из учтивости?

— Я говорю это, потому что мне интересно. Интересна ваша история. Как вы познакомились с Мюриэл?

— Отец нанял ее секретарем.

— Когда это произошло?

— В конце восемьдесят первого года. Она окончила секретарские курсы в Портленде, вышла замуж за полицейского, но прожила с ним недолго…

— История повторяется…

— Особенно та, что по Фрейду. Но у нас с Мюриэл все было по-другому.

— У вас всего один ребенок?

— До Билли у нее было три выкидыша. Его рождение мы рассматривали как великий дар, как вознаграждение за пережитое горе, что причинили нам три неудачные беременности. Когда Билли наконец-то появился на свет, Мюриэл было тридцать шесть лет. По нынешним меркам для первых родов это не ахти какой возраст, а тридцать лет назад она считалась старородящей матерью. Мюриэл заботилась о Билли по всем правилам, но меня с самого начала не покидало ощущение, что она по-настоящему не привязана к сыну, что в душе она всегда чувствовала, что он родился другим, не таким, как все.