Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

крайней мере, если того не потребуют добытые тобой сведения. Все теперь зависит от розысков, результатов которых мы с нетерпением от тебя ждем. Вдруг этот коварный человек ухитрился, чтобы придать лжи видимость правдоподобия, ловко перемешать ее с истиной? Ну, а если все его речи — ложь с начала до конца, то он сделает навеки несчастными двух наидостойнейших женщин! О мой друг! В таком случае я обвиню в несправедливости само Небо, ведь никогда еще не появлялись на свет создания, столь заслуживающие высшего благоволения. Эти женщины должны были бы его снискать, если только счастье — привилегия людей чувствительных и добродетельных, если оно выпадает на долю тех, кто охотно готов им поделиться со своими ближними.

Письмо двадцать четвертое

ВАЛЬКУР — ДЕТЕРВИЛЮ

Париж, 22 сентября

Мой дорогой Детервиль, 14 сентября я получил твое письмо с рекомендациями навести справки в Пре-Сен-Жерве. Несмотря на все предпринятые мною усилия, успеха мне удалось достичь лишь вчера. О друг мой! Человеческое сердце ежедневно открывает перед нами удивительнейшие картины! А как отрицать влияние Провидения на нашу судьбу, когда мы видим, что злодей, ставящий капкан ближнему, по воле рока почти всегда попадает туда первым? Порок, вечно раздираемый внутренними противоречиями, зачастую гибнет от оружия, первоначально нацеленного в сердце добродетели. Президент виновен в преступных замыслах, но, в конце концов, дело обернулось иначе, чем то было им задумано. Гнусно обманувший свою жену, воспользовавшийся бесстыдным подлогом, он, тем не менее, сказал правду. Соблаговоли меня внимательно выслушать, и ты увидишь, как решается эта загадка.[7]

Прибыв 15 сентября в указанную тобою деревню, я остановился на местном постоялом дворе. Затем я приступил к обстоятельным расспросам. С самого начала меня интересовал кюре. Что он собой представляет? Славный ли малый? Любят ли его прихожане? Доступен ли всякому, кто к нему обратится?

«Честнейший человек, — уверяли меня, — пожилой, вот уже четверть века он пастырь здешнего прихода. Обратившись к нему по делу, вы не будете потом раскаиваться».

«Да, конечно, — сказал я тогда своему собеседнику, — я хочу кое-что сообщить этому духовному пастырю. Поскольку вы, рассказав о нем, оказались столь любезны, сделайте мне еще одно одолжение. Прошу вас, спросите у священника, может ли некое достойное частное лицо из Парижа побеспокоить его просьбой об аудиенции».

Собеседник мой отправился выполнять мое поручение и скоро вернулся назад с приглашением священника посетить его дом. Там я застал служителя Церкви, чьи годы перевалили за шестидесятилетний рубеж, а лицо выражало кротость и смирение. Он сразу же заверил меня, что будет рад, если сможет быть мне полезным. Я изложил ему цель своего визита в Пре-Сен-Жерве.

Порывшись в метрических книгах, мы наконец нашли искомую запись. Смерть была констатирована со всеми необходимыми формальностями: судя по документам, 15 августа 1762 года в местной церкви отслужили панихиду по Клер де Бламон, законной дочери господ де Бламон, проживающих на улице Сен-Луи, что находится в квартале Маре.

«Так вот, сударь, — заявил я священнику, пристально всматриваясь в его лицо, дабы не упустить из виду малейшее его изменение, — упомянутая Клер де Бламон, которую вы похоронили пятнадцатого августа тысяча семьсот шестьдесят второго года, ныне, пятнадцатого сентября тысяча семьсот семьдесят восьмого года чувствует себя лучше, нежели мы с вами».

Тут кюре, содрогнувшись, отступил назад. Я даже было подумал, что он и в правду виновен, однако последующие его слова убедили меня в обратном.

«Сударь, в то, что вы мне сказали, трудно поверить, — отвечал священник, — необходимо во всем разобраться. Случай весьма щекотливый.

Не гневайтесь, однако же, и на мой вопрос: с кем я имею честь беседовать?»

«С порядочным человеком, сударь, — деликатно ответил я, — разве этого звания недостаточно, чтобы вы помогли разоблачить обман?»

«Ну а если откроется судебный процесс, должен же я тогда знать…»

«Никаких процессов, сударь; вас никто ни в чем не подозревает. Я собираюсь решить дело полюбовно. Даю вам слово чести, что все останется между нами. Господин де Бламон — мой друг, я отыскал вас по его просьбе, так что я гарантирую вам полнейшую тайну. К официальным жалобам мы испытываем крайнее отвращение».

«Но если эта Клер жива, как вы меня уверяете, то где она теперь находится?»

«В материнских объятиях. Мы хотим лишь удостовериться в мошенничестве кормилицы, выяснить тайные причины ее поступков. Да, ваш долг — помочь нам предотвратить любые неурядицы, ведь служитель Господа должен не только выслушать исповедь преступника, он вправе и предотвратить злодеяние».

Наш кюре, в изнеможении опустившись в кресло, углубился в размышления. Я дал ему подумать две или три минуты и затем решительно спросил, что он собирается предпринять.

«Вскрыть могилу, сударь, — отвечал он мне, поднимаясь с кресла. — Прежде чем на что-либо решиться, необходимо заручиться прямыми доказательствами мошенничества».

«Согласен, — сказал я тогда, — затворите ворота, нас будет сопровождать лишь один могильщик. Повторяю вам, главное — хранить тайну».

С приходом могильщика мы закрыли церковь и приступили к работе. Места захоронения заносились в метрические книги, и, кроме того, к гробам крепилась соответствующая табличка, значит, ошибиться мы никак не могли.

Вскоре на свет появился маленький свинцовый гробик, в котором, судя по табличке, должно было покоиться тело Клер. Тщательно исследовав останки, мы удостоверились в наглом подлоге: в гробике лежал истлевший труп собаки, но голова ее все же сохранилась. Священник задрожал от страха, но вскоре сумел взять себя в руки: передо мной снова был спокойный, порядочный человек, ставший жертвой обмана и, разумеется, неспособный быть соучастником мошенников. Я не принял предложения священника, считавшего, что останки собаки необходимо выбросить, ведь мы обязались хранить тайну, следовательно, все надлежало оставить на прежнем месте. Итак, мы тут же, поместив гроб обратно на дно могилы, зарыли яму, приказали могильщику хранить молчание и затем возвратились в дом священника.

«Сударь, — сказал мне святой отец, едва мы зашли туда, — что бы вы мне ни говорили, но в этом деле я, по всей вероятности, выгляжу соучастником. Вот почему мне необходимо оправдаться».

«Ни в коем случае, — отвечал ему я, — злоумышленники нам известны. Повторяю вам еще раз, никто даже и не думает вас в чем-либо обвинять».

Я объяснил священнику, что в подмене виноваты только отец мнимой покойницы и кормилица; поскольку же первый все отрицает, требуется допросить кормилицу.

«Как ее зовут?»

«Клодин Дюпюи».

«Клодин? Да, она пребывает в добром здравии. Ее дом здесь, неподалеку. Вскоре мы все узнаем».

«Пошлите за ней, сударь. Расспрашивать ее необходимо с любезной предупредительностью, и, разумеется, должна сохраняться глубочайшая