Он и Она - Александр Редько

Сзади выпускников яблоку было негде упасть. Родные и близкие, знакомые и друзья, любимые и жёны… Их было в десятки раз больше. Город любил своё училище, своих курсантов. Эта огромная, празднично одетая масса людей с цветами колыхалась, как необыкновенно яркий и красивый океан. Гремел военный оркестр, и вся атмосфера была настолько гармоничной, что у каждого из трёхсот пятидесяти в душе пели райские птицы.

«Мы это сделали! Мы – офицеры!»

Согласно уставу строевой службы, начальник училища принял рапорт и поднялся на трибуну. Их поздравляли руководители города, ветераны войны и видные военачальники. Выступавшие сменяли друг друга, а по его спине тёк пот. Не от жары. Сзади строя стояли его мама и та, с которой он хотел связать свою будущую жизнь. Они ведь до сих пор думали, что Он едет служить в Венгрию!

И вот настал момент, когда выпускникам начали вручать дипломы. Из громкоговорителей на весь Мемориальный парк неслось: «Дипломы вручаются выпускникам, направленным для прохождения дальнейшей воинской службы в группу советских войск в Германии!»

Дальше звучали фамилии:

– Лейтенант Иванов!

– Я! – раздавалось из строя.

И очередной выпускник, чётко печатая шаг, выходил из строя, докладывал по форме, получал диплом и нагрудный знак об окончании высшего военного учебного заведения, резко поворачивался кругом. Становился в строй.

«Дипломы вручаются выпускникам, направленным для прохождения дальнейшей службы в группу советских войск в Чехословакии!.. Польше!.. Венгрии!..»

Словно у него на затылке были глаза, Он увидел недоумение, написанное на лицах своей мамы и девушки, когда его фамилия опять не прозвучала. Его так и распирало обернуться, ободрить, но делать этого было нельзя. Нельзя нарушать целостность и единство строя этими поворотами.

«Дипломы вручаются группе выпускников, направленных для прохождения дальнейшей службы в Московский военный округ!.. В Одесский военный округ!.. В Прикарпатский военный округ!»

Его фамилии не было ни в одном списке.

«Дипломы вручаются группе выпускников, направленных для выполнения интернационального долга в Республику Афганистан!»

И вдруг вокруг стало тихо. Тихо так, что было слышно, как шуршат складки на праздничных платьях девушек. Его вызвали по счёту седьмым. Как Он шёл до стола – из памяти стёрлось, но, получив диплом, лихо повернувшись кругом и сделав первый шаг к строю, Он увидел, как его девушка положила на скамейку цветы и, проталкиваясь сквозь толпу, ушла из парка.

А дальше… А дальше было прощание со знаменем прославленного училища, когда по команде триста пятьдесят молодых лейтенантов, сорвав с головы фуражку и бросив её на изгиб локтя левой руки, преклонили правое колено. А дальше был торжественный марш, и в воздух летели металлические рубли.

Они рассыпались, звеня, по асфальту, гармонично дополняя грозный и торжественный стук начищенных до блеска сапог, впечатываемых в асфальт стройными рядами лейтенантов. А дальше Он увидел свою маму. Она плакала и улыбалась. Она гордилась и жалела его, неразумного, одновременно. Но больше – гордилась. Своим сыном. И своим мужем. Настоящими офицерами. Она была просто женщина. Жена и мать офицеров. Настоящая жена и мать.

А дальше – выпускной вечер в ресторане. Раскрасневшиеся от множества событий, произошедших за день, ребята сидели за столами. Они были счастливы.

Рядом с каждым из них сидела девушка или уже жена, а Он был один.

Около десяти часов вечера его друзья вдруг смолкли и уставились на лестницу, которая вела в зал ресторана. Повернулся в ту сторону и Он.

В зал вошла его бывшая девушка. Великая актриса, конечно, в ней пропала, но она улыбалась, поздравляла ребят, извинялась за опоздание. Ей освободили место рядом с ним. Лихо опрокидывая рюмку за рюмкой, она говорила ему, что если Он ещё надеется на какое-то продолжение отношений, то зря. Она не намерена ждать его оттуда. Что Он дурак и псих, что сам разрушил всё, что она якобы создавала… Слова лились потоком, который остановить было нельзя. Да Он и не собирался. Он хотел поскорее уйти домой и отдохнуть.

В зал с поздравлениями вошли несколько майоров и подполковников – преподаватели военных кафедр. Ансамбль играл всё громче и громче популярные тогда мелодии, и она, его бывшая девушка, танцевала то с одним преподавателем, то с другим. Через час один из них увёз её, довольно-таки пьяную, на своей машине. Он просто наблюдал за этим спектаклем и не вмешивался. В этот вечер Он понял, что был ей не нужен. Ей нужна была Венгрия – красивая жизнь, уважаемый в те годы статус жены офицера. Она не хотела ездить с ним по гарнизонам. Она хотела ярко и весело жить. Перед тем как сесть в машину и укатить, она сказала ему на прощание, что настоящие мужчины не судьбу на войну едут испытывать, а устраивают свою жизнь. И погладила лакированный бок «Волги», закрывая за собой дверцу. Что было в его душе в тот момент? Ничего. Пустота. И какая-то лёгкость освобождения от ошибки, которая могла искалечить его дальнейшую жизнь.

* * *

Настоящие мужчины не плачут. Настоящие мужчины хмурятся, сердятся, огорчаются, кривят губы и физиономию, но не плачут… Бред! Какой бред! И вот Он, идиот идиотом, на определённом этапе своей жизни решил стать настоящим мужчиной. Почему? Зачем? На то были тогда свои причины. И по скудости ума на тот период Он не придумал ничего лучшего, чем взять за основу стереотипы, как ему казалось, настоящего мужского поведения, коими изобиловали заканчивающиеся девяностые.

Отвоевав в Афганистане, поскитавшись по гарнизонам, честно выслуживший майорские звёздочки и не очень честно выброшенный своим государством – которому присягал на верность, за которое воевал – на нищенскую пенсию в тридцать три года, Он, ничего не имея за душой, кроме камуфляжа и армейских полуботинок, открыв от изумления рот, наблюдал за жизнью настоящих, как Он тогда считал, мужчин. Солдат до мозга костей, Он, всю жизнь – с младенчества – живший в армейской среде, ничего не знал о гражданской жизни. А о том, как зарабатываются деньги в этой среде, – и подавно! Он умел воевать и служить. И получать за это скудное жалованье. Слово «получка» Он ненавидел уже, а зарабатывать не научился ещё. Именно поэтому, идя на поводу укоренившихся в мозгу убеждений типа «А что я ещё могу? Что умею?», устроился охранником в казино. Рабочей формой одежды были рубашка, костюм и галстук. Порывшись в своих старых вещах, Он нашёл и первое, и второе, и третье. Советского образца вещи, невостребованные долгие годы, стали малы и убого сидели на нём, вызывая в душе немой протест, который становился день ото дня громче и громче.

Причина была проста. Заходя во время редких выходных дней в магазины мужской одежды, Он видел дорогие современные костюмы. Трогал их руками, втайне желал их, боясь кому-либо рассказать об этом, чтобы не показаться жалким и смешным «мужчинкой», неспособным удовлетворить своё даже столь скромное желание. Но… Одного взгляда на ценник хватало, чтобы ухмыльнуться горько, криво улыбнуться продавцу, соврав, что вещь не нравится, – и уйти. Господи! Как же не хотелось уходить!!! Хотелось надеть костюм, небрежно и одновременно изящно завязать узлом модный галстук на новой и такой белоснежной рубашке. Красивым жестом достать кожаный дорогущий и пухлый от купюр бумажник, небрежно отсчитать деньги и с достоинством покинуть магазин под прощальные улыбки продавцов и «Заходите к нам ещё! Всегда Вам рады».