Звездун - Эндрю Холмс

Мне некуда выплеснуть свою злость, поблизости больше нет обломков, которые можно было бы растоптать, и я стою, не зная, что делать дальше. Меня трясет, я изо всех сил пытаюсь справиться с гневом, словно сдерживаю позыв к рвоте.

— Мудак! — Я выплевываю слова. — Гребаный ублюдок! Гребаный мудак-кокни! Долбаный неблагодарный пиздюк!

По другой стороне улицы навстречу мне идет подросток, на нем бейсболка, в ухе — серьга. Вообще-то он мог бы и не орать «Придурок!» в мой адрес.

— Пошел на хер! — кричу я во власти адреналина. Юнец отвечает мне непристойным жестом и убирается восвояси, а я праздную маленькую победу.

Я удивляюсь своему гневу, но, как ни странно, это приятное удивление, потому что чувствую я себя отлично, словно происшествие волшебным образом меня очистило.

Конечно, чувство не такое, как если бы я спас из огня ребенка-калеку, или бы внес крупное пожертвование на благотворительные нужды, или хотя бы дал фунт бездомному на улице, и все равно очень приятное.

Наконец я беру «дипломат», одним долгим глотком осушаю банку пива и иду домой, а в голове вертятся слова Трэвиса Бикла из фильма «Таксист» с Робертом де Ниро: «Вот человек, который больше не будет терпеть. Который смог дать отпор».

К тому времени, когда я подхожу к магазинчику по соседству с домом, в мятом пластиковом пакете у меня болтается всего лишь одна банка пива.

Недолго думая кидаю пакет в урну и прячу оставшуюся банку в карман пиджака. Захожу в магазин, намереваясь еще раз воспользоваться выгодным предложением о покупке восьми банок пива за шесть фунтов.

Только оно больше не действует.

Естественно, я узнаю об этом лишь тогда, когда сгружаю все восемь банок на прилавок, маневр, для выполнения которого мне требуются два путешествия к холодильнику и обратно. Бумажка, возвещавшая о выгодном предложении и написанная от руки (как же любят писанину в этом магазине!), исчезла. Оказывается, «Стелла Артуа» теперь продают по 99 пенсов за банку и без всяких скидок для оптовых покупателей.

Но я еще об этом не знаю и потому протягиваю шесть фунтов — пятифунтовую банкноту и монету в один фунт, — попутно удивляясь тому, что кассирша, та самая, которая на днях не поняла моей шутки насчет кредита, так долго не набирает цифры на кассовом аппарате.

— Семь фунтов девяносто два пенса, — произносит она и протягивает руку.

Моя рука тянется через прилавок ей навстречу, однако — прекрасная аналогия наших отношений — соприкосновения не происходит.

— Шесть, — уверенно говорю я. — Восемь банок, шесть фунтов.

Прилив адреналина, который я ощутил, когда демонстрировал умение постоять за себя, еще не иссяк, и я завожусь с пол-оборота. Это не уверенность в себе, а скорее раздражительность.

— Предложение больше не действует, — отвечает продавщица с ничего не выражающим лицом. — Семь девяносто два.

Другой рукой она показывает на маленькое окошечко на задней стенке кассового аппарата, в котором уже видна сумма: «Семь фунтов девяносто два пенса».

Никаких тебе: «Вообще-то предложение уже не действует, но для вас я сделаю небольшое исключение, ведь вы приходите сюда каждый день». Или: «Мне очень жаль, что предложение больше не действует, но мы сейчас продаем шесть банок пива „Фостер“ за пять фунтов, может, вас это заинтересует».

Я думаю: «Спокойно, не кипятись». Еле сдерживаю крик: «Что, там, откуда вы приперлись, вежливости не учат?» — это было бы проявлением расизма, а я не расист. Родители хотели, чтобы я вырос вежливым, добрым и уравновешенным человеком. Если на то пошло, хозяева магазина имеют полное право прекратить продажу «Стеллу Артуа» со скидкой, и мне не стоило принимать их объявление (совершенно идиотское) как нечто само собой разумеющееся. Все же я испытываю гнетущее и, честно говоря, маниакальное чувство, что владельцы отозвали предложение только потому, что я покупаю так много пива этого сорта, и, если поднять на него цену, из меня можно будет вытянуть побольше денег.

— Понимаю. Ну хорошо, — говорю я и откидываю полу куртки, чтобы достать из кармана брюк мелочь. Нашариваю монету в один фунт, значит, набралось уже семь. Пятьдесят пенсов, двадцать, десять, несколько медяков…

Кто-то сзади меня негодующе цокает языком; снаружи проезжает машина, из нее доносятся оглушительные звуки рэпа в исполнении Эминема.

У меня нашлось всего лишь семь фунтов восемьдесят девять пенсов. Не хватает трех пенсов.

— Тут семь восемьдесят девять, — произношу я, протягивая продавщице деньги.

— Нужно семь девяносто два, — настаивает она, все еще протягивая, как нищенка, руку, но деньги не берет.

— Мне не хватает всего лишь трех пенсов… — добавляю я просительно.

— Семь девяносто два. — Женщина непреклонна, ее взгляд становится колючим, на лице вновь написано выражение «а-ну-где-там-мой-пистолет» — такое же, как при нашей последней встрече.

Мы оба стоим насмерть. Наконец я разражаюсь тирадой: «Послушайте, я прихожу сюда почти каждый день. Я постоянный покупатель, следовательно, ценный. В данном случае три пенса — ничтожно малая сумма, которой вполне можно пожертвовать для того, чтобы я остался доволен и получил свою покупку… Более того, если принять во внимание тот факт, что я постоянно оставляю вам сдачу, то это вы должны мне, причем гораздо больше, чем три пенса».

Только на самом деле я ничего не говорю.

Я произнесу эти слова позже, наедине с самим собой. А в ту минуту, вместо достойной отповеди, я бормочу: «Что ж, придется одну оставить» и в качестве маленькой мести не отношу банку на место, а просто кладу ее на прилавок, пусть сами относят. Выхожу из магазина, едва не толкнув толстую негритянку, которая продолжает возмущенно цокать, и чувствую, как возвращается злость.

У нас в школе экономику вел мистер Уотс. Я сидел рядом с Тоби Торпом, большим поклонником готического рока, у которого и пенал, и армейского образца рюкзак были расписаны названиями известных групп вроде «Систерс оф мерси».

Мы с Тоби сидели за Ким Круфорд, и оба были в нее влюблены. Вообще-то, если мне не изменяет память, она нравилась всем, но считалась недоступной, потому что встречалась с Томом Барнсом, который к тому времени уже окончил школу, однако каждый день торчал у ворот, курил, сидя на мотоцикле, и ждал Ким.

Хотя на экономике я большую часть времени представлял, как глажу затылок Ким, мне все же удалось почерпнуть кое-какие знания. Я узнал о типах торговых предприятий, о различиях между ними, об их недостатках и преимуществах.

Мистер Уотс говорил, а мы послушно записывали, что недостатком мелких торговых предприятий — к каковым вполне можно отнести магазинчик рядом с нашим домом — является плохой выбор товаров, а также более высокие цены, чем в крупных супермаркетах.

В то же время преимуществом — я отчетливо вспоминаю его слова, когда иду домой, и меня просто распирает от злости, несправедливости и собственного бессилия, — является дружелюбное, персональное обслуживание. Мне даже кажется, что я слышу, как он называет продажу в кредит примером подобного дружелюбного и персонального обслуживания в магазинчиках по соседству.