Stories, или Истории, которые мы можем рассказать - Тони Парсонс

Он вспомнил вечер, когда она переехала к нему. Тот вечер начался с того, с чего, казалось, начинался каждый вечер 1976–1977 годов — с похода на концерт какой-нибудь группы. Это случилось через несколько недель после поездки в турне с Билли Блитценом. Через несколько недель с того момента, как она постучалась в дверь его гостиничного номера. Терри пытался о ней не думать. Они оба вернулись в Лондон, к своей прежней жизни. У Мисти был женатый бойфренд, у него — партнерши на одну ночь и друзья. Дел хватало. Терри никогда не сидел дома. Дома его никто не ждал.

— Хватай свой кафтан, — сказал он в тот вечер Рэю. — Пойдем послушаем кое-что новенькое. Тебе понравится.

У подножия высотки, в которой размещались офисы «Газеты», приютился пыльный магазинчик, где продавались убогие сувениры для тех редких туристов, которые все же решались перебраться на другой берег реки к Саутуоркскому собору. Там Терри с Рэем увидели Леона, который, тыкая пальцем в выцветшую футболку на витрине, о чем-то спорил с владельцем магазина — азиатом.

— Вы не можете продавать этот хлам — это же неприкрытый расизм! — внушал ему Леон, — Вы понимаете?

Оскорбительная футболка была скроена по аналогии с футболками, на которых рекламировались гастрольные туры групп. «Адольф Гитлер — тур по Европе: 1939–1945» — говорилось на ней, а под изображением самодовольного Гитлера приводился список стран, с виду напоминающий расписание турне. «Польша. Франция, Голландия, Италия, Венгрия. Чехословакия, Румыния, Россия».

— Это простая мода! — протестовал хозяин. — Просто сверхмодный!

— Да ни хрена это не модно!

— Ты плохой в бизнес. Ты баламут. Ты уходи из магазин.

— Пойдем, баламут, — Терри взял Леона под руку. — Сходим послушаем что-то новенькое. Тебе обязательно понравится.

Они проехали на метро до западного района города — Хаммерсмит — и отправились в «Одеон» — имя Терри значилось в списке на двери, плюс один человек. Он пообщался с пресс-атташе из «Меркьюри» и умудрился провести двоих. И вечер получился просто отличный — на сцене играли Том Петти и «Харт-брейкерз», один из того малого числа коллективов, относительно которых друзья сошлись во мнении. Достаточно быстрый и агрессивный для Терри, достаточно шумный и волосатый для Рэя и имеющий неоспоримое сходство с Диланом — достаточное для того, чтобы и Леон остался доволен. Друзья вскидывали вверх кулаки и подпевали под «American Girl» и другие хиты. И хотя, как заявил Терри, настоящими «Хартбрейкерз» были только с Джонни Сандерсом, в выступлении этой команды было что-то совершенно необычайное. Их музыка напоминала вещи, которые они слышали в детстве на пиратских радиоволнах, но тем не менее эта музыка была бесспорно новой. Возвращаясь в черном автомобиле такси на квартиру к Терри, троица увлеченно спорила.

— Да ну на фиг. — заявил Леон, и Рэй с Терри рассмеялись, потому что этот баклан визжал под «American Girl» громче их двоих, вместе взятых.

— Но ты же терпеть не можешь хиппи, — обратился Рэй к Терри, когда они тащились по затхлому коридорчику в комнатку, которая обходилась ему в шесть фунтов в неделю. — Ты же ненавидишь всех хиппи без исключения!

— Мне многие хиппи нравятся, — возразил Терри. — А Том Петти, кстати, не хиппи.

— Тогда назови мне хотя бы одного хиппи, который тебе нравится.

Рэй включил обогреватель в комнате Терри. Они останутся здесь на всю ночь. Будут болтать о музыке, слушать музыку. Пить водку, пока она не кончится, курить, пока не закончатся сигареты. Может быть, ухватят часик-другой сна перед рассветом, а затем сядут на автобус и поедут в «Газету».

— Джон Себастиан. Мне нравится Джон Себастиан.

— «Лавин спунфул», — задумался Рэй. — Он был немного похож на Джона Леннона.

— Один из величайших композиторов всех времен. «Summer in the City», «Nashville Cats». — Терри откупорил бутылку «Смирнофф» и разлил водку по трем грязным чашкам. — Просто потрясный композитор! «Do You Believe in Magic?», «Rain on the Roof»… Я просто обожаю этого парня! Он лучше Дилана!

— Ерундень это полная. — Леон скинул ботинки и улегся на матрас. — «Warm Baby», «Never Goin’ Back», — продолжал Терри. — Один из тех американцев, которые по уши влюбились в «Битлз», но при этом и в собственной музыке не разочаровались. Блюз, кантри — смешение стилей! А еще — он переспал с тринадцатью женщинами в Вудстоке.

Леон сел, наконец впечатленный.

— Кто? Джон Себастиан? Тринадцать телок за три дня?

Терри кивнул.

— Переспал с тринадцатью в Вудстоке и при этом нашел время выступить. — Он начал лихорадочно рыться в своей коллекции пластинок. — А потом, когда с «Лавин спунфул» было покончено, Джон Себастиан продолжал писать классные песни — стал внештатным музыкантом, наемным композитором! Он сочинил ту потрясающую песню для «Эверли бразерз» — «Истории, которые мы можем рассказать». О том, как ты едешь на гастроли, сидишь на кровати в мотеле и вспоминаешь обо всем, что ты видел и делал. «Эверли бразерз» сделали неплохую версию, но версия Себастиана — вот это действительно вещь…

Терри откопал старый потрепанный альбом под названием «Тарзана кид». Винил был поцарапан и истерт, и, когда Терри опустил иглу на дорожку, Рэй мог поспорить, что эта пластинка была одной из самых любимых в коллекции. У каждого из них были такие пластинки. И троица сидела и слушала эту непризнанную и вроде бы ничем не выдающуюся песенку, голос Джона Себастиана под аккомпанемент вздыхающих гитар, и Рэй подумал, что из тех песен, которые он слышал в своей жизни, это лучшая песня о дружбе.

Я вновь говорю сам с собою,

В поездках по краю земли.

Гадаю, а есть ли другое,

Что мы б с тобой делать могли?

А затем к ним в дверь постучали.

За дверью стоял парень из соседней квартиры, который был менеджером пары никому не известных групп. А позади него — Мисти, запыхавшаяся и смеющаяся, с дешевым чемоданом. Все вместе они помогли ей внести вещи — в этом принял участие даже сосед, потому что для такой девушки, как Мисти, мужчины на многое были готовы. И Терри изо всех сил старался скрыть свое удивление, что она вдруг решила переехать к нему, даже не посчитав нужным предупредить. Когда все ее вещи перекочевали за порог, все сконфуженно уселись, а затем Рэй с Леоном шустренько допили то, что оставалось у них в чашках, и распрощались.

А позже, после того как Мисти немного поплакала, после того как они занялись любовью и девушка уснула изможденным сном, он заметил на ее теле следы, темные отметины на руках и ногах, почти незаметные в лунном свете кровоподтеки.

Терри заметил у нее похожие синяки в Ньюкасле, в ту первую ночь, и тогда он даже спросил ее, откуда они взялись, и поверил, когда Мисти ответила: «У меня очень нежная кожа, я просто ударилась». Поверил потому, что ему хотелось верить. Слишком трудно было предполагать другое. Но теперь он видел, что это были не такие синяки, которые появляются, когда ты сам обо что-то ударишься, и не важно, насколько у тебя нежная кожа.