Манчестерская тусовка - Николас Блинкоу

— Не забудь свою машину. — Грин кивнул на швейцара, который, широко улыбаясь, стоял в дверях.

— Что? — не понял Джейк.

— Скажи этому человеку, какой у тебя номер комнаты. Он даст тебе ключи от машины, которую ты взял напрокат.

Ключи лежали в увесистом конверте. Там же находилась ксерокопия техпаспорта автомобиля с его описанием: марка, модель, регистрационный номер. Джейк развернул листок и обнаружил, что взял в прокате «лексус». Он едва заметно кивнул: благодарю вас, но ничем не выдал удивления. Не стал спрашивать, зачем ему машина и откуда Грину известен номер его водительских прав. Просто попытался изобразить такую же тундровую непробиваемость, какую демонстрировал вот уже два дня — по крайней мере, когда знал, что за ним наблюдают. Странно только, что Грин не пристает — даже не сказал ничего о том, что вчера вечером Джейк вел себя пораскованнее, чем сегодня. Напиваясь поочередно то в одном пабе Деревни, то в другом, Джейк запросто мог теперь не упомнить всего, что с ним вчера произошло. Но и инспектор, похоже, не был настроен поболтать — даже не стал спрашивать, удалось ли Джейку выведать что-нибудь у Бенни Сильвера — Доброго-Дня.

Машина цвета мокрого асфальта выглядела скромнее, чем стоила, и была припаркована у «Джи-Мекс».^[71] «Лексус», как и было указано в отксерокопированных документах. Инспектор Грин открыл дверцу с пассажирской стороны и уселся в кресло. Он словно показывал всем своим видом, что есть люди, которые водят машину, а есть такие, кто привык иметь шофера. Джейк не стал спрашивать Грина, не тут ли кроется объяснение всей этой истории с прокатом. Он даже не спросил, куда ехать.

Они проехали уже миль шесть, когда Джейк обернулся к инспектору и сказал:

— Вы — лицемер.

Заявление было сделано до того прямо и однозначно, что прозвучало даже враждебно. Нельзя сказать, чтобы Грин подскочил в своем пассажирском кресле, но он метнул на Джейка оценивающий взгляд — попытался определить его настроение, прежде чем придумать ответ.

— Ну вот скажите, — решил пояснить свои слова Джейк, — что вы на самом деле думали тогда о Деревне?

— Как лицемер?

— Да.

Ну что тут ответишь, когда спрашивают так в лоб? Грин размышлял совсем немного.

— Я думал, — сказал он, — что благодаря этому дерьму мне дадут повышение.

— А как же те двое голубых из Олдэма — медбрат и учитель? Ведь мы сломали им жизнь.

Грин пожал плечами.

— Знаю. Я много кому ломаю жизнь. Зарабатываю этим на хлеб. По большей части я стараюсь ломать жизнь плохим людям, но если бы мне вздумалось взвешивать все за и против в каждом конкретном случае, я бы вообще не смог работать.

Джейк конечно же понимал, что инспектор вовсе не имеет в виду, что его сгубили бы противоречия и парадоксы, что в конечном итоге у него произошел бы разлад с самим собой. И зачем он вообще спрашивал…

— Да нет же, етить! — Грин в голос расхохотался. — Просто, если бы я заморачивался такими вещами, то не дал бы работать всем этим распиздяям в Королевской прокуратуре. Ведь кто я такой? Простой полицейский.

Грин откинулся в кресле. Он будто бы ждал, что Джейк обернется посмотреть на него, и тогда он продемонстрирует ему свое непроницаемое выражение лица. Сработало, но вот только Джейк не разобрался, что именно изображал Грин — самодовольство или что-то такое, что сам считал ироничным взглядом. Поэтому он решил вернуть взгляд на дорогу. Они добрались до холмистой местности и теперь ехали в гору. От Манчестера за спиной осталась только мутная дымка, изрезанная шрамами конструкторских идей. Еще несколько миль, и приличная трасса закончится. Они свернут с дороги, и вокруг останутся одни только холмы да овцы. Лобовое стекло уже сейчас разделилось по всей длине: в нижней части — темно-красные и коричневые тона Пеннин, а сверху — холодное голубое небо.

Грин, увидев такое, забеспокоился. По крайней мере, настолько, чтобы прекратить наконец свою игру в молчанку. Все равно он бы долго не выдержал — не тот темперамент.

— Так что ты там спрашивал? — начал он. — Что я думаю о Деревне теперь? Должен тебе признаться, она мне очень нравится. Приятное и чистое местечко, для туристов самое оно. И городу приносит деньги, и полиции мороки никакой. Что может быть лучше! А если ты спросишь меня, сожалею ли я о том, как жестоко мы с ней обходились, я отвечу тебе: нет. Безумные были времена — считай, культурное наследие. Благодаря тому, что здесь происходило, теперь любой может сказать: раньше тут было гетто, а теперь вы только взгляните — это ведь просто парк культуры и отдыха, посвященный городскому планированию!

— А что вы думали об Андертоне и Паскале?

— Ну да, у них была другая точка зрения. Расскажу тебе одну вещь, которая врезалась мне в память. Как-то раз я пил с ними пиво, давно — я тогда еще был констеблем, и какой-то пьяный пидор повернулся к Паскалю и говорит: «А, кучка дрочил к нам пожаловала!» Ну, может, я не дословно запомнил, но суть была такая. Паскаль сделал вид, что ничего не услышал, и сказал нам, что задача полиции — подавать обществу пример высокой нравственности. Не знаю, что этот засранец вообще делал в пабе, он ведь не пьет.

Грин покачал головой — просто оттого, что смеялся.

— Да, в те времена какого только ржача люди не придумывали про нас, полицейских. Хотя, знаешь, все эти разговорчики о том, для чего мы нужны, приносили нам нереальные прибавки к жалованью. Представляешь, в восьмидесятых годах одно время было такое, что даже полицейский в самом младшем чине — то есть такой, которому еще и двадцати лет нет — получал больше, чем учитель с десятилетним стажем плюс еще до этого четыре года учебы в университете. А мне что, мне было насрать. Просто чудно было смотреть, как какой-нибудь молокосос едет на дорогушей спортивной машине, и думать: твою мать, а ведь этот засранец — коп!

Они приближались к перекрестку. По ту сторону показались неровные очертания Сэдцлуорт-мур, куда свалили тело Кевина Доннелли. А оттуда — рукой подать до границы с Колденстолл-мур, где много лет назад обнаружили останки Джонни. Грин не забыл указать на обе эти достопримечательности, когда они проезжали мимо.

Джейк только покрепче вцепился в руль и постарался не расслышать ни слова из того, о чем рассказывает инспектор — тот вспоминал, как пришлось рубить торф мотыгами, чтобы извлечь тело Джонни целиком, земля уж больно тогда промерзла.

— Когда приедем, смотри на его руки, — сказал Грин.

— Что? — Джейк резко обернулся.

— В тюрьму когда приедем. Смотри на руки Холлидея — сразу поймешь, виновен он или нет. Старый полицейский трюк.

— Они что, должны быть красными или какими?

— А хрен его знает! У меня самого ни разу не сработало. Просто сейчас вдруг вспомнил. Однажды я стоял рядом с Паскалем на одной конференции и думал: И как мне перед ним объясняться, когда он узнает, что дальше гребаного бара я тут не сунусь? Но тут к нам подошел какой-то там старший инспектор из Девона или вроде того и стал расспрашивать про Андертона. Старик явно не мог поверить в то, что такому человеку доверили руководить вторыми по значимости вооруженными силами в стране. Он, правда, старался говорить очень осторожно — ну, мямлил там что-то про высокие интеллектуальные требования этой должности. А Паскаль улыбнулся ему такой, знаешь, самодовольной улыбочкой и говорит, что да, мол, начальник полиции — не интеллектуал, но ему это и не надо, вы только посмотрите на его руки. Паскаль типа считал, что руки у Андертона честные и что сама судьба вложила в них эту власть. Ты можешь в такое поверить? Джейк мог. Это было очень в духе Паскаля.