Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская

В три часа ночи выдохлись все, кроме Екатерины. Даже Орлов, не ведавший ранее усталости, взмолился:

— Помилосердствуй, Катя! Людям надо отдохнуть, да и ты не железная. Она подняла на него бездонные глаза, но, подумав, согласно кивнула. Кстати подвернулся и постоялый двор — бедный, грязный, но довольно большой, чтобы удачно разместить большинство ее спутников. Остальные разместились под открытым небом — русскому солдату не привыкать к походной жизни. Екатерине ответили самую удобную комнату, причем хозяин сначала не мог поверить, что сама императрица снизошла до того, чтобы переночевать в его клоповнике. Увидев растерянность старика, Орлов довольно хлопнул его по плечу:

— Повезло тебе! Завтра проснешься богатым! А мы тому поспособствуем.

Спешно поужинали, хотя впору было говорить о завтраке, и легли спать. Екатерина лежала подле Григория (того даже на любовные ласки не хватило — захрапел сразу) на узкой кровати. Сон не шел, слишком велико было ее возбуждение. Эх, кабы еще знать наверняка о действиях мужа! Зная его натуру, она могла предположить, в какую растерянность и злобу впадет чертушка, узнав о ее манифесте. А ну как не растерялся в кое-то веки?! Больше всего императрицу тревожил Кронштадт — успел Талызин опередить императора или нет? Если нет, то плохо — их ждет затяжная междуусобная война. А у нее недостаточно военных прав, чтобы провести успешную кампанию. Нет ни провианта, ни боеприпасов. Вдруг удача переменится, что тогда?

Она тихонько высвободилась из-под тяжелой Гришиной руки и встала босыми ногами на холодный пол. Жарко здесь, душно! В окне серебрился берег Финского залива. Искупаться бы! И тут же задалась вопросом — а что мешает! Выскользнет потихоньку, окунется в прохладную чистую воду и обратно. Никто и не заметит.

Дверь даже не скрипнула. Как была босая, так и прошла по дому, бесшумно ступая, словно большая осторожная кошка. Выскользнула на улицу, дыхнув полной грудью свежий морской воздух. Часовые не заметили: сладко спали, как и все вокруг.

Екатерина вышла за ограду, пугаясь ночных шорохов и сбежала по крутой тропинке, скрытой в густых зарослях кустарника. Далее начиналось молчаливое царство плакучих ив и тонких, причудливо изогнутых берез. Ступни ощутили мокрую зернистость песка. Екатерина оглянулась — нет ли кого поблизости — и на всякий случай свернула влево, в небольшую бухточку, надежно спрятанную от любопытных глаз. Скинула пропыленный костюм на ствол поваленного дерева и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, вошла в воду. Шаг за шагом, ласковые волны омывали ее тело, наполняя каждую клеточку бодростью и новыми силами.

Здесь Екатерина потеряла счет времени — лежа на воде, она смотрела на розовеющее небо, забыв свои страхи и сомнения.

На берегу по-прежнему было тихо. Изогнувшись, Катя отжала длинные волосы и вдруг услышала позади себя предательский хруст ветки. Все-таки без соглядатаев не обошлось. Но почему-то она совсем не боялась!

— Кто здесь? — спокойно спросила она. — Выходи!

В зарослях послышалось испуганное сопение. И на берегу оказался безусый солдатик, почти еще ребенок, прикрывающий срамное место вспотевшими ладошками. По мокрым волосам стекала вода. "Тоже купался, — подумала Екатерина. — А потом меня увидел и оробел. Хорошенький-то какой, Господи! Молоко со сметаной! М-м, так бы и съела!".

— Иди сюда, — тихо позвала она, слыша, как громко бьется ее сердце.

Парнишка молча повиновался, глядя на нее, как теленок, узревший свою мамку.

— Руки отыми, — он помотал головой. — Отыми, я сказала! Видишь, сама перед тобой стою, как есть, и не стесняюсь.

Он жадно оглядел императрицу: тонкую талию, крутые, упругие бедра, пышные груди с сосками-ягодками, а потом, а потом уставился на кудрявый подшерсток. И покраснел. Почему-то именно этот румянец и растопил ее сердце…

— У тебя женщины были? — ласково спросила она, подойдя совсем, близко. Отвела его руки, залюбовавшись необъезженным жеребенком. Который вот-вот станет могучим жеребцом. — Были?

Молчание — знак отрицания. Никто из женщин не касался этой гладкой кожи с легким невинным пушком, никто не впивался порочным ртом в невинные полураскрытые губы. Никто не раскрывался перед ним. Как сладко быть первой.

Застонав, Екатерина притянула парнишку к себе, прижала и потянула за собой на мокрый шершавый песок.

…Утренняя заря осветила сплетенные тела.

— Я отдам за вас жизнь, ваше величество! — прошептал случайный любовник-мальчик.

Екатерина легко поднялась и начала спешно одеваться.

— Оставь ее себе, мой хороший! Ты и так подарил мне лучшее, что в тебе есть.

Недоуменно он сидел на песке:

— Что я подарил?

Екатерина обернулась, чтобы посмотреть на него в последний раз:

— Искренность! Это так редко встречается!