Проснитесь, сэр! - Джонатан Эймс

Я захромал прочь, но Маррин поймал меня за рукав.

– Не расстраивайтесь из-за Сигрид, – сказал он. – Кто б ни стащил ее тапочки, наверняка сегодня поставит обратно под дверь, после чего все развеется. Идите пишите, забудьте про тапки.

– Хорошо, – кивнул я.

Вышел из столовой, поплелся к черной комнате за дневным пайком, собираясь весь день провести у себя. Пока не хочется общаться с сумасшедшими. Просплю до вечера, пропущу ужин, попотчую Дживса хорошей едой в городе.

В черной комнате сахар снова скакнул.

Там была Ава.

Отыскивала свою флягу между сорока с чем-то чужими. Поиски предназначенной мне еды подвели бы меня слишком близко. Я не чувствовал себя на это способным. Силы полностью подорвала атака со стороны Бобьен. Если подойти чересчур близко к Аве, голова моментально качнется на шее, как у парализованного, потерявшего контроль над мышцами. Поэтому надо либо ретироваться, поднявшись по черной лестнице к себе в комнату, что выглядело бы глупо, либо пройти прямо мимо нее, выйдя из особняка как бы на утреннюю прогулку. Выбрав последний маневр, я направился к двери. Ава с флягой в руках оглянулась:

– А мы не встречались. Ты новенький?

– Да, – сказал я, безошибочно чувствуя, что голова моя держится на очень тонкой карандашной резинке. Интересно, лишаются ли другие люди способности держать голову при перенапряжении нервной системы и сумасшедших выкрутасах сахара в крови?

Вблизи нос производил потрясающее впечатление – для меня слишком сильное. В носовом департаменте Шейлок выглядел бы рядом с ней куклой Барби. Полная грудь, едва умещавшаяся в ярко-желтом коротеньком топе, почти точно так же пронзала мне сердце, как тот самый нос, заняв второе место сразу после него.

Кроме того, на ней были тонкие шорты для бега, которые в других цивилизациях могли бы использоваться для перевязки мелких ран. Она только что совершила пробежку – я мельком увидел пропотевшие сексуальные волосатые пучки под мышками и сам залился потом. Полностью растекся грязной лужей.

Кроме того, глаза у нее были зеленые. Перед зелеными глазами устоять невозможно. С голубыми, карими, серыми, радужными глазами еще можно более или менее иметь дело. Но дайте кому-нибудь зеленые глаза, и он будет править миром.

– Меня зовут Ава Инноченцо, – представилась она.

Я был выше ее по меньшей мере на три дюйма, но казалось, она надо мной возвышается. Такое впечатление на меня производят высокие женщины. Возможно, женский рост и размер обуви измеряются в ином масштабе. Рост Авы составлял пять футов девять дюймов – по мужским меркам шесть и четыре.

– Алан Блэр, – представился я.

Она протянула руку, мы обменялись рукопожатиями. Пожатие у нее было крепкое, я на него также крепко ответил. Меня это утешило. В конце концов, контроль над мышцами не полностью утрачен. Прикосновение к ней как бы вдохнуло в меня жизнь. Голова перестала виснуть и качаться.

– У нас уже есть один Алан, – заметила она. – Тинкл.

– Да, с Тинклом я знаком.

Крепкое рукопожатие удалось, шея функционировала, а язык в интересной беседе тащился далеко позади. В драгоценные жизненные моменты, когда хочется проявить максимальное очарование, я особенно косноязычен и туп. Можно было б сказать что-нибудь остроумное насчет изобилия Аланов или обыграть фамилию Тинкл, сообщив, что я – Алан Тинкл-Тоус, из Англии, где многие фамилии пишутся через дефис.

– Чем занимаешься? – спросила она.

– Пишу. – Ничего больше выдавить не сумел. Впрочем, к черту милый диалог. Я почуял в себе страшную силу. Эта женщина как-то подействовала на химический состав моей крови. Мне хотелось на нее наброситься, ухватить за нос, как за дверную ручку, присосаться к груди. Я испытывал одновременно грубые и инфантильные желания. Чувствовал себя настоящим мужчиной.

– А я не умею писать. Правописание ни к черту.

– Очень жаль. – Я мысленно ее развернул, схватил за бедра, наехал сзади. Прежние диабетические катаклизмы сменились чрезмерным приливом тестостерона, вызывающего, как говорят, облысение. Некоторые в один миг седеют, а мои волосы целиком встали дыбом на голове под действием хлынувшего в организм мужского гормона. Либо они сейчас вырвутся с корнем, либо я дам промашку, как Тинкл.

– Да плевала я на правописание. Отослала заявку на грант со сплошными ошибками, и никто ничего не сказал. От художников не ждут грамотности.

Я стоял на грани катастрофической потери волос и публичного извержения, но сумел перевести эти внутренние силы в словесную бурю, тем более по сравнению с предыдущим скупым вкладом в беседу. И действительно обрел дар речи:

– Ну, у многих писателей тоже ужасное правописание. Говорят, Фицджеральд очень плохо писал… Интересно было б устроить состязания по орфографии между известными писателями, выставив напоказ недостатки… ПЕН-клуб[52]мог бы на этом деньги зарабатывать, помогать писателям, попавшим в тюрьму, хотя почти всем писателям в тюрьмах нравится, материала там много, поэтому, может быть, не захотят выходить… Жан Жене[53]лучшие вещи писал за решеткой. Конечно, тюремная жизнь ему нравилась и по другим причинам… Я бы не возражал против тюрьмы, только неприятно получать ножевые удары… Постойте секундочку, интересно, почему говорят «состязания по орфографии»? Вы, случайно, не знаете?

– Нет. Какая-то дикость. Почему состязания? Почему не экзамены?

Слушая, я отводил глаза от грудей, но они были такими полными, что я их видел не глядя, если вы меня понимаете. Воспринимал локатором. И конечно, невероятный нос находился прямо передо мной – правила поведения позволяли на него смотреть, – мне хотелось расплющить его поцелуями, запустив пальцы в густые волосы, намотав на кулак.

– Экзамен действительно правильнее, – согласился я, – зато состязание интереснее… Я бы неплохо выступил на состязании по орфографии, хотя предпочитаю британское правописание, только не решаюсь им пользоваться.

– Ты что, подрался? – спросила она, явно потеряв интерес к орфографии, разглядывая мои глаза и нос, почти сравнявшийся с ее носом, по крайней мере, в необычности.

– Подрался, – с гордостью подтвердил я, заметив вспышку уважения и любопытства в ее взгляде. Чувствовалось, ей нравится моя физиономия пещерного дикаря, и я быстро диагностировал, что она предпочитает брутальных мужчин. В конце концов, при таком впечатляющем физическом развитии одолеть ее может только пещерный мужчина. А я переживал подъем. Уже почти сравнялся с ней ростом. Я вырос! Вырос с презренных пяти футов четырех дюймов или около того почти до пяти с девятью. Если бы дорасти до естественных шести футов, можно было бы ей овладеть.