Тайны Норы - Нора Шарифф

Мой отец и сам желал, чтобы я молчала. Он без конца повторял мне, что это наш секрет и что стоит мне заговорить об этом вслух, с нашей семьей произойдет несчастье. Он был уверен, что мне никто не поверит. А для шести- или семилетнего ребенка это весьма эффектные угрозы.

Но вне дома я сразу чувствовала себя в безопасности, которую дарили мне мой квартал, моя школа, места, которые я любила исследовать и где обычно играла. На велосипеде, на роликовых коньках или просто бегом я старалась как можно быстрее передвигаться с места на место. С пяти лет до двадцати одного года мне иногда снился один и тот же сон: я гуляю по улице, как вдруг меня начинают преследовать чудовища; Убегая от них, я взлетала на самое толстое дерево и пряталась в его ветках. Обожаю деревья! Уже тогда мечтала однажды взлететь.

Учителя записали меня в секцию по бегу, и я выиграла соревнования без особого напряжения. Потом были организованы дополнительные спортивные занятия, в которых могли принять участие мальчики и девочки любого возраста. Я опять оказалась среди лучших. В то время у меня были очень длинные волосы. Перед каждым забегом я собирала их в хвост, чтобы наслаждаться тем, как ветер обдувает мое лицо. Меня прозвали Газель.

В шесть лет у меня был велосипед с белой рамой, которым я очень гордилась. Мне нравилось крутить педали, исследуя все тропинки в окрестностях. Я не боялась уезжать далеко от дома, ведь это была прекрасная возможность изучить новые места, а любой незнакомец на вид казался мне более приветливым, чем некоторые хорошо знакомые люди.

Я была сознательным ребенком, которому доверяли, поэтому не очень-то беспокоились обо мне. И только оставаясь наедине с самой собой, я опять становилась обычным ребенком и отдавалась мечтаниям. Как Алиса из Страны Чудес, я придумывала свой волшебный мир. Я не была одинока, ведь моя подружка Фантазия, девочка с веснушками, следовала за мной, куда бы я ни направлялась. К сожалению, когда мне исполнилось девять лет, она исчезла, а вместе с ней исчезло и волшебство. Меня постоянно одолевало желание сбежать, словно вот-вот я уеду далеко-далеко… Сейчас я понимаю, что просто бежала от жизни. А тогда мне казалось, что мать понимает мою потребность убежать из дому как можно дальше.

Одним из моих любимых мест для прогулок была круглая зеленая полянка в конце улицы. Гигантские ели возвышались в центре этого убежища, скрывая меня от посторонних взглядов. Когда я находила блестящий предмет, прятала его в свое хранилище для ценностей между шестой и седьмой елью слева от центра. В день, когда я завоевала награду — разноцветный шарик, я спрятала его поглубже в своем тайном месте. О том, чтобы показать тайник постороннему, не могло быть и речи.

Долгое время мне снились ужасные кошмары, во время которых я так кричала, что собирался весь дом. Когда мать пыталась меня разбудить, я открывала глаза, но кошмар кончался не сразу. Может, я была лунатиком? Как-то, проснувшись, я не могла понять, что делаю. Даже теперь мои ночи наполнены мрачными сновидениями. Привычка? Или я просто стыжусь своего кошмарного прошлого?

Вскоре моя свобода стала ограниченной: мне пришлось брать с собой сестру. Дома я никогда особенно не ухаживала за ней, но на улице она превращалась в серьезную помеху на моем привычном маршруте. В свои два-три года сестренка не могла следовать за мной, но отказать помочь матери, глаза которой были такими печальными и задумчивыми, я была не в состоянии.

Впрочем, мне удалось соединить приятное с полезным. Вскоре мои подруги тоже стали приводить своих младших братьев и сестер возраста Мелиссы, и теперь, пока малыши играли, мы могли спокойно заняться своими делами.

В начальной школе я не очень хорошо успевала на занятиях. Но мать хотела, чтобы я получала только хорошие отметки, и заставляла меня по много раз повторять материал, пока я не запоминала его назубок. Когда я поняла, что для того, чтобы лучше учиться, нужно понять предмет, а не бездумно зубрить тему, мои успехи пошли в гору. После занятий я часто отправлялась в бакалею на углу, пообщаться. Ведь там был Тонтон! Это единственный мужчина, которому я по-настоящему доверяла. Ростом выше среднего, лысый, всегда с улыбкой на лице, в неизменном голубом фартуке и с ручкой «Bic» в нагрудном кармане. Я выросла у него на глазах. Мне казалось, что он никогда не покидает свой магазин. Складывалось впечатление, что, когда бы я ни пришла, он ждал моего прихода. У него всегда находилось время, чтобы меня выслушать и вытереть мои слезы. Он мог заставить меня смеяться и развеять мои печали, предлагая разные сладости. Признаться честно, несколькими килограммами веса я обязана именно ему.

Даже если мне ничего не нужно было покупать в его лавке, я забегала поздороваться. Иногда присаживалась на маленькой ступеньке перед входом и подолгу сидела, наслаждаясь его присутствием. Я хотела, чтобы мой отец был таким, как Тонтон. Догадывался ли он о том, что я несчастна? Почему он относился ко мне так по-отечески? Знал ли он, как сильно я нуждаюсь в добром и ласковом отце?

Тонтон привлекал не только маленьких заплаканных девочек, но и, пожалуй, всех обездоленных в округе — они часто усаживались в нескольких метрах от бакалейного магазина. Каждый раз, когда я видела бродягу Мухаммеда, я подходила к нему поговорить. Так он стал моим другом. Большую часть времени он был подшофе, но меня это не пугало. Он принимал жизнь такой, как она есть, и ни на что не жаловался. Однако Тонтон часто повторял мне, чтобы я была осторожной, и я чувствовала, что он краем глаза наблюдает за мной, на всякий случай.

Со мной, восьмилетним ребенком, Мухаммед разговаривал, как с взрослым человеком. Он был вовсе не похож на тех, кто сразу начинает сюсюкать с детьми, что кажется просто смешным и непедагогичным. Думаю, он уважал меня, поэтому с ним мне было спокойно и я не чувствовала себя ребенком. Как-то, когда шел сильный дождь, бродяга сидел, промокнув до нитки. Мне стало жаль его, и я сделала ему бутерброд из того, что смогла найти в холодильнике. Подойдя к нему, чтобы вручить свое произведение, я услышала, как он разговаривает с птицами. «К бутерброду не помешает арахис», — решила я и отправилась к Тонтону.

— А я думал, ты не любишь арахис! — воскликнул Тонтон, удивившись моей покупке. — Это так, но арахис не для меня.

— Я так и понял. Это для твоего приятеля?

— Да.

— Видимо, ты уже дала ему что-то поесть, не так ли?

— Но ему нужен десерт.

Тонтон засмеялся, хлопнув себя по бедрам. Никогда раньше я не видела его таким веселым. Посмотрев на меня своими теплыми бездонными глазами, он произнес ту волшебную фразу, которую я мечтала услышать все время:

— Знаешь, я хотел бы иметь дочь, похожую на тебя!

Я хотела ответить ему, что тоже мечтаю о таком отце, но от волнения не смогла произнести ни слова. Я просто прильнула к нему, и он сжал меня в объятиях. Мой жест был красноречивее всяких слов.

На противоположном конце улицы находилась еще одна бакалея, но туда я ходила, только когда магазин Тонтона был закрыт. Там мне сразу не понравилось, хотя я не могла понять почему. Наверное, просто интуиция. Вначале ничто не вызывало подозрений. Бакалейщик заметил, что я не очень-то сильная, а значит, не смогу защитить себя в случае необходимости, и пообещал научить приемам карате.