Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд

В феврале 1917 года Буллит взял интервью, определившее его карьеру. На нескольких страницах «Philadelphia Ledger» Буллит подробно рассказывал об эволюции международных проектов Эдварда Хауса, ближайшего советника президента Вильсона и стратега американской администрации предвоенных лет. Обычно его называли «полковник Хаус», хотя военного опыта он не имел, а был выпускником Корнелла, владельцем хлопковых плантаций в Техасе и еще писателем, выпустившим в 1912 году фантастический роман «Филипп Дрю, администратор».

Призрак, который бродит по либеральной Европе, писал Буллит в своей статье со слов Хауса, – это страх, что война окончится союзом между Германией, Японией и Россией. Этот призрак нового тройственного союза является не просто кошмарной фантазией; по словам Хауса, которые он разрешил теперь предать гласности, то был предмет непрерывного обсуждения во всех европейских Министерствах иностранных дел. Союзники удерживали революционную Россию в войне, обещая ей Константинополь; а если, спрашивал Буллит, взять и потом отдать Константинополь у них не получится? Тогда послевоенный союз России и Германии станет неизбежен, рассуждал Хаус, предсказывая Брестский мир. К этой «лиге недовольных» присоединится Япония, говорил он, предсказывая Пирл-Харбор. Новый союз будет направлен против Великобритании, Франции и США, и это противостояние определит ход столетия, которое, как считал Буллит, станет самым кровавым в истории человечества.

Хаус вспоминал, как он от имени администрации Вильсона пытался остановить европейскую войну, ведя переговоры с враждующими сторонами о пакте, обеспечивающем свободу морской торговли. Но гибель парохода «Лузитания», торпедированного немецкой подлодкой в мае 1915-го, остановила американское посредничество. Опубликованная накануне русской революции и незадолго до вступления США в войну, эта статья-интервью обнародовала несбывшиеся планы Хауса и его непрекращающиеся страхи. В призрачной «Лиге недовольных», описанной со слов Хауса, содержался важный подспудный мотив, толкавший Америку в войну. Она вступала в войну и для того, чтобы предотвратить союз между Германией, Россией и Японией.

Оценив молодого журналиста с его редким для американца знанием европейских языков и политики, Хаус ввел Буллита в американскую делегацию, отправлявшуюся на переговоры в Париж. По рекомендации Хауса, Буллит был принят на работу в Госдепартамент в январе 1918-го в подчинение госсекретаря Лансинга с окладом 1800 долларов в год. Располагая редким знанием Германии и проявляя особый интерес к России, Буллит искренне пытался принести пользу делу мира. Для начинающего журналиста 27 лет это стало многообещающим назначением. При его многоязычном шарме и искреннем интересе к международным делам новая позиция обещала быструю карьеру. Он вполне разделял интернационалистские, леволиберальные идеи старших членов американской делегации, и прежде всего своего реального начальника «полковника» Хауса.

Хаус оставался идейным вдохновителем и спонсором Прогрессивного движения и долго поддерживал Буллита; пятнадцать лет спустя Хаус познакомит его с Рузвельтом. Человек очень влиятельный и сдержанный, скорее дипломат, чем политик, Хаус не оставил идеологических текстов, по которым можно судить о его взглядах. Его огромный дневник, изданный с уважением, подобающим этому человеку, полон сведений о его тактических начинаниях; о стратегических целях лучше судить по роману «Филипп Дрю, администратор».

Роман-утопия 1912 года рассказывает о будущем, предсказывая новую Гражданскую войну в Америке. Действие происходит в 1920-м. Герой романа Филипп Дрю наделен сверхчеловеческими способностями, которые применяет в самой значимой для автора области – политическом действии. Выпускник военной академии, Дрю возглавляет бунт против коррумпированного президента, создавшего финансовую пирамиду и обездолившего средний класс. В пока еще свободную американскую печать попадают результаты прослушек, которые сам же президент и организовал, пользуясь новой техникой, и это становится последней каплей, разжегшей восстание. В первом же сражении Филипп Дрю одерживает решающую победу над президентскими войсками, занимает Вашингтон, приостанавливает Конституцию и объявляет себя Администратором.

Методы правления героя романа соответствуют социалистическим идеям автора: он вводит прогрессивный налог, доходящий до 70 % для богатых, и перераспределяет средства в пользу неимущих, надеясь этим ликвидировать безработицу; законодательно ограничивает рабочий день и рабочую неделю; требует доли трудящихся в прибылях и их участия в правлении корпораций, но лишает их права на забастовку; заменяет систему разделения властей несколькими чрезвычайными комитетами, куда сам назначает людей по критерию «эффективности»; уничтожает самоуправление штатов, находя его неадекватным эпохе телеграфа и паровоза. Одновременно он вводит всеобщее голосование, особо заботясь об избирательных правах женщин; предоставляет пенсии престарелым, субсидии фермерам и наконец, обязательное медицинское страхование для всех работающих; борется с торговым протекционизмом и таможенными тарифами, особо заботясь о свободе морской торговли.

Во внешней политике Дрю начинает новую войну в Мексике, собираясь распространить свое правление на всю Центральную Америку и втянуть европейские державы, включая Германию, в систему торговых союзов, которые предоставят им доступ к колониальным ресурсам и снимут напряжение, ведущее к войне. Как роман сочинение Хауса не имело успеха; и правда, по сюжету и стилю оно похоже на философские романы прямолинейного XVIII века, как будто автор не читал даже Руссо (хотя он наверняка читал Ницше и Маркса, пусть в пересказах).

Хаус достиг вершины карьеры к концу Первой мировой войны, а потом прожил долгую жизнь и умер накануне Второй мировой войны. Он, наверно, не раз думал о том, в чем он ошибся в давнем романе и в чем оказался прав. Политическая программа его героя сенсационна; совмещая несовместимое, она поражает читателя ХХI века. Начинания столь прогрессивные, что некоторые из них до сих пор остаются пределом американских мечтаний, сочетаются с мрачным циничным авторитаризмом.