Семейные тайны Армстронгов - Эндрю О'Коннор

— Он пьян! — констатировала Пруденс. — Это, пожалуй, уж слишком. Он считает, что ему все позволено и все сойдет с рук.

Когда Джонни опять оказался на ногах, он разразился громогласным хохотом. Девушка, приехавшая с ним, тоже засмеялась. Они упали в объятия друг к другу и начали целоваться.

— Интересно, что это с ним за новая подруга? — сказала Пруденс.

— Ну, думаю, она надолго не задержится. Впрочем, как и все остальные, — заметил кто-то.

— А кто он, собственно, такой? — спросила Клара, следившая за всем этим спектаклем круглыми от удивления глазами.

— Джонни Сеймор, художник и наш сосед, — ответил Пирс.

Клара уже начала понимать, что под словом «сосед» имеется в виду еще один Большой Дом, который может находиться за многие мили отсюда.

— Сейморы обосновались здесь так же давно, как и Армстронги, — добавила Пруденс. — Живут они в Сеймор-холле. Это была очень уважаемая семья и в свое время очень зажиточная. Не знаю, откуда взялся этот Джонни, который унаследовал дом и все остальное, что можно было унаследовать, за исключением приличных манер.

— Большую часть своего времени он проводит в Дублине, — сказала миссис Фокс.

— В этом смысле нам повезло, — заметила Пруденс. — Потому что, когда он оказывается в наших краях, Сеймор-холл заполняется фениями^[12] и богемой. Если бы я рассказала, что они там вытворяют, это вогнало бы тебя в краску.

— Всем привет! — громко сказал Джонни, подходя к их столику в обнимку с блондинкой.

В ответ послушалось разрозненное «Добрый день, Джонни!», сопровождаемое фальшивыми улыбками.

— Когда ты вернулся из Дублина, Джонни? — спросила у него Пруденс.

— На прошлой неделе, — ответил тот, ухмыляясь в сторону своей белокурой спутницы.

— Мы всю дорогу ехали на машине, — с гордостью заявила блондинка.

— В Лонгфорде нас остановила полиция, потому что… Дороти, повтори-ка еще разок, в чем они нас обвинили? — сказал Джонни.

— В том, что мы ехали без должной осторожности и нанесли урон домашним животным — гусям! — заявила Дороти с вызывающим выражением набедокурившей школьницы на лице.

— Может, чаю, Джонни? — спросила Пруденс, приподнимая чайник.

— Нет, спасибо. — Он обернулся к Феннелу. — Я бы предпочел бутылочку того замечательного джина, которую Пейшенс прячет у себя в кладовке, Феннел.

— Меня зовут Пруденс! — обиженно воскликнула Пруденс.

— Ну да, очень благоразумно^[13] с твоей стороны держать ее там. Пойдем, Дорс, сыграем партейку в теннис.

С этими словами Джонни взял под руку Дороти и направился вместе с ней в сторону теннисной площадки.

— Феннел, принеси нам джин прямо на корт! — уже уходя, крикнул Джонни через плечо.

— Он все не меняется, — заметила миссис Фокс, наблюдая, как молодая пара пытается играть в теннис; впрочем, они больше смеялись и падали, чем серьезно предавались игре.

— Вы только посмотрите, как она гоняет по корту на таких каблуках! — сказала Пруденс, когда Дороти в очередной раз устремилась за мячом.

Весь остаток дня Кларе было непросто оторваться от беспрерывных выходок Джонни и Дороти, но все же ей удалось сосредоточиться, когда за их столом разговор зашел о самоуправлении Ирландии.

— Все было бы решено и в Дублине уже давно посадили бы свой парламент, если бы люди из Ольстера не сопротивлялись этому, — сказал Джордж Фокс.

— А я надеюсь, что они не перестанут протестовать и это вообще никогда не произойдет, — заявила Пруденс. — Я хочу сказать, что народ у нас и так достаточно ужасный — можно только вообразить, что будет, если ему дать свой парламент. Знаете, я еще помню, что в детстве, когда мы с папой ездили в город, люди кланялись нам, когда мы проходили мимо. Сейчас этого нет и в помине. Они утратили всякое уважение.

— Но если в Дублине будет свой парламент, это сделает страну сильной, — сказала Клара, — как это было раньше, во времена самоуправления. И это было бы очень хорошо для таких людей, как ты.

Все дружно с удивлением воззрились на Клару.

— Это было тогда, когда крестьяне знали свое место, а самые лучшие из них были допущены к управлению страной. А теперь они все захватывают сами! — возмутилась Пруденс. — Им принадлежат все магазины в городе и весь бизнес. А после смерти старого мистера Бромптона мы вообще были вынуждены нанять адвоката-католика.

— И кого же вы взяли? — поинтересовалась миссис Фокс.

— Конуэя. Он, конечно, очень хорош, но его предки, полагаю, еще поколение назад пахали на полях.

Внезапно за столом возник Джонни Сеймор.

— Поскольку вы не можете остановить то, что должно произойти, вам останется только принять неминуемое, — сказал он.

— Так вы приверженец самоуправления, Джонни? — спросила миссис Фокс.

— Я приверженец того, что остановить нельзя, а в данном случае это гомруль.

Так же неожиданно рядом появилась Дороти:

— Милый, а нам не пора домой?

— Да, думаю, пора. Утром мы встали рано. Ездили в суд по поводу беспечной езды с наездом на гусей! — рассмеялся он. — Пойдем, Дорс! — Он обнял ее одной рукой, и они направились в сторону своей машины.

— Он знаком с таким количеством разных «подрывных элементов», что меня лично такие его политические воззрения не удивляют, — заявила Пруденс.

Остаток вечера прошел за добродушным подшучиванием и непринужденной беседой. Однако Клару не покидало ощущение, что весь прием, за исключением, разве что, появления Джонни Сеймора, был каким-то выхолощенным и разительно отличался от блестящих собраний высшего общества, к которым она привыкла в Лондоне.

Уже ночью, когда все закончилось, Клара в их спальне выглянула в окно в поисках мужа, которого до сих пор не было. Она заметила его идущим со стороны сада с одной молодой дамой, бывшей среди гостей. Они прошли через передний двор и направились к машине. Там Пирс остановился; в одной руке у него была сигарета, а другую он держал в кармане брюк, пока девушка радостно щебетала и все время хихикала, касаясь пальцами груди Пирса. Наконец она умолкла, села в машину и, послав ему на прощанье воздушный поцелуй, уехала.

Когда Пирс вошел в комнату, Клара расчесывала волосы.

— Где ты был? — беспечным тоном спросила она.

— Просто пошел пройтись.

— Один?

— Нет, с одной девушкой из числа гостей, — ответил он. — Клара, учти на будущее: весьма нежелательно, чтобы ты высказывала свое мнение насчет политики.