Лето на улице пророков - Давид Шахар

Оттуда отходит налево Абиссинская улица, а рядом — абиссинская церковь, чей большой купол бросается в глаза издалека. Чернокожие и одетые в темное монахи и монашки проходят по улице, не разжимая уст, и незаметно исчезают на территории церкви, нырнув в калитку.

Напротив церкви временно располагается ивритская учительская семинария. Здесь черпаем мы Тору из кладезя премудрости блестящих педагогов: руководитель сего заведения — благороднейшая и наиприятнейшая личность — рабби Давид Елин, и с ним — А.М. Лифшиц, И. Меюхас, рабби Косовский, доктор Хеврони, Шломо Шиллер, Х.А. Зута, доктор Хахам, Ц.Н. Идельсон. В голове нашей, однако, остается мало места для Торы: в улицах носится отзвук труб турецких военных отрядов, отправляющихся на полевые учения, да и мы, ученики, уже вызваны на первую армейскую проверку, а за нею — и на вторую, и вскоре нам предстоит внести свой вклад в Первую мировую войну, уже около года бушующую в мире. Над нами нависла угроза местного командующего Джемаля-паши, преследующего иностранных подданных и «москобим» — выходцев из России, и мы затаив дыхание ждем, когда минует его гнев.

Чуть далее — снова учебное заведение — талмуд-тора «Тахкемони», по сути своей являющаяся компромиссом между традиционным хедером и современной школой. Рядом с нею — жилище Элиэзера Бен-Иегуды. Но кто его видит и кто замечает? Сидит он, затворившись в своей квартире, за письменным столом и все свое время отдает своему детищу — словарю иврита.

Мы возвращаемся на улицу Пророков и продолжаем держать путь на восток. Сразу же возникает перед нами больница «Ротшильд», в ней служит главный врач, доктор Сегаль. На входных воротах выбито название заведения на иврите и по-турецки. Атмосфера здесь уютная и умеренная, здесь нет крайней религиозности, ощутимой в «Бикур Холим» и во «Вратах Справедливости». Поэтому здесь среди больных встречается немало светской и нерелигиозной публики.

С восточной стороны с этой больницей граничит училище для слепых. Вблизи него всегда слышны звуки музыкальных инструментов, в основном скрипок и труб, ибо слепые воспитанники много занимаются музыкой. Заглянув во двор, можно увидеть воспитанников и воспитанниц, занятых вязанием метел, щеток и прочей соломенной утвари, предназначенной для продажи в городе. Во главе этого заведения стоит беззаветно преданный своему делу педагог Мордехай Ледерер, неутомимый в любое время дня и ночи. Иногда он берет своих воспитанников на прогулку в Моцу и там проводит с ними время в тени олив.

И тут мы оказываемся на перекрестке. Направо отходит узкая улица, и сквозь нее виднеется в отдалении церковь на Русском Подворье. Вид куполов, венчающих эту церковь, притягивает взгляд и приглашает подойти и рассмотреть ее вблизи. На этой боковой улице я был однажды утром поражен первой и последней в моей жизни встречей с Джемалем-пашой. Он промчался мимо меня галопом, окруженный группой из пятнадцати вооруженных солдат на откормленных, холеных, играющих мышцами конях, и быстро скрылся на Русском Подворье. Подворье это тогда было очищено от своих хозяев — русских священников и работниц — и захвачено армией. Пока я размышляю об этом происшествии, передо мною всплывает образ Авессалома, сына Давидова, замышлявшего вырвать у отца бразды правления и заведшего у себя «колесницы и лошадей и пятьдесят скороходов» (2-я книга Царств, 15:1).

До сих пор улица Пророков идет почти по прямой, на одном уровне, без спусков и подъемов — прекрасные для ног топографические условия, и по ней можно прохаживаться, не напрягаясь и не утомляясь. По той же причине зимою дождевая вода скапливается здесь в лужах, покрывающих проезжую часть и затрудняющих движение. Проехала повозка по луже — колеса ее обдают брызгами полы одежд прохожих и украшают узорами грязи пелерины почтенных горожан. Иногда учитель, опоздавший и не успевший зайти в учительскую комнату, входит прямо в наш класс и, слушая урок в изложении одного из учеников, приподнимает полы своей пелерины, собирает с них засохшие куски грязи и кидает их в мусорное ведро.

От перекрестка улица Пророков начинает спускаться под значительным наклоном. На расстоянии нескольких десятков шагов по левую руку мы снова видим учреждение, расположенное в красивом здании посреди просторного двора. Это немецкая гимназия ордена Тамплиеров, поселившихся в Немецкой Колонии в Долине Духов. Сегодня в этом здании помещается одна из производственных школ системы «Орт». Через несколько минут пути оттуда мы подходим к перекрестку, где улица Пророков пересекается улицей Ста Врат (ныне — улица Колен Израилевых). Говорящие на идиш, которых в этом районе большинство, не трудятся полностью выговаривать название этой улицы «Меа́ шеари́м» и говорят «Мишо́рим»^[95], с ударением на предпоследнем слоге. Арабские извозчики, ездящие со своими повозками по прямому маршруту от Яффских ворот до Ста Врат, выговаривают «муширим». Мушир по-арабски значит командир. И действительно, в квартале Ста Врат, особенно в его большой иешиве, имеются командиры, но не армейские, а командиры Торы, ибо этим именем прозываются знатоки, мудрецы и всяческие религиозные авторитеты.

На одном из углов этого перекрестка находится последняя в ряду медицинских учреждений улицы Пророков больница. Это Итальянская больница, обслуживавшая арабских пациентов из города и ближайших деревень. Сегодня это здание — собственность правительства Израиля, и в нем располагается часть Министерства просвещения. А на противоположном углу расположена школа общества Братского Единства, известная под именем Эвелины де Ротшильд, руководимая мисс Ландой, славящейся в Иерусалиме своим рвением в религиозном воспитании девиц. Большая часть воспитанниц — барышни из ортодоксальных семейств квартала Ста Врат и прочих религиозных кварталов, лежащих поблизости. Особое внимание уделяется здесь английскому языку и еврейскому законоучению. Однажды я видел в руках одной из воспитанниц молитвенник, где ивритский текст сопровождался английским переводом. Эта воспитанница просила свою старшую сестру, чтобы та во время чтения восемнадцати благословений подсказывала ей, где и когда «качаться», то есть сгибать колени и склонять голову.

И здесь улица Пророков в еврейской части заканчивается. Дальше она продолжается на чужой территории. Все больше открывается взгляду северная стена Старого Города с ее похожими на зубы выступами, вся окутанная атмосферой древних тайн. За нею открываются купола мечетей Храмовой Горы и Храм Гроба Господня, куполообразные крыши скученных жилых домов, лепящихся друг к другу — зачарованный сказочный город. Улица заканчивается у Шхемских ворот, кишащих многообразием людей, языков и одеяний, подобно живой, непрерывно изменяющейся мозаике — шумное окончание прекраснейшей из улиц Иерусалима тех дней.