Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

Нелегко было решиться кир Герасу. Но, учтя все и хорошо относясь к Милисаву Пиносавацу, он в конце концов подписал вексель.

— Вот спасибо, газда Джерасим, — сказал Пиносавац, весело попрощался и ушел, оставив кир Гераса в большом раздумье, совсем как в песне:

Марко вышел, песню распевая,

А Муса остался, в носу ковыряя.

Не прошло и трех месяцев, как однажды к кир Герасу ворвался Аристотель, встревоженный и сердитый, и отозвал его в сторону. Расспросил про Милисава Пиносаваца и, когда отец стал отнекиваться, сказал, что знает все и пришел не для того, чтобы выпытывать, а чтобы показать вот это. Развернул номер официальных «Сербских ведомостей» и громко прочитал:

— «Довожу до всеобщего сведения, что я открыла здесь, в Белграде, на Смедеревской дороге, колониальный и бакалейный магазин и зарегистрировала его в торговом суде как фирму: «Елизавета Мил. Петровича Пиносаваца». В этот магазин я взяла в качестве счетовода моего мужа Милисава Пиносаваца с тем условием, что никакие его долги, ни прошлые, ни последующие, за счет магазина взысканы быть не могут.

По требованию Торгового суда объявляю это всему торговому люду.

Елизавета Мил. Петровича Пиносаваца.

Действия моей жены, или супруги, одобряю:

Милисав Петрович Пиносавац,

счетовод магазина».

Вот что написано в официальной газете! Черным по белому. Сомненья быть не может, — сказал Аристотель.

Кир Герас как подкошенный опустился на стул.

— Банкрот? — прошептал обманутый поручитель.

— Банкрот! — подтвердил сын и еще раз прочел: — «…с тем условием, что никакие его долги, ни прошлые, ни последующие, за счет магазина взысканы быть не могут». Значит, даже если теперь ему одолжишь, все равно взыскать не сможешь!

— Да что теперь, получить бы за прошлое!

— Ну, поступай как знаешь!

— Мне заплатит! Для всего мира будет банкрот, а мне заплатит! — утешил себя кир Герас.

Однако сразу же после обеда Герас отправился к Пиносавацу. В лавке он его не застал и не узнал ничего сверх того, что было ему известно из «Ведомостей». Оглянувшись на дверь, он увидел новую вывеску: «Е. Милисава Пиносаваца», — только и всего, а от «Трудолюбивого грека» не осталось и следа, будто его никогда и не было!

«Поручился — плати» — говорит пословица, и она всей тяжестью обрушилась на кир Гераса. Он не мог спасти ни гроша, потому что и те двое, Трнавац и Кожетинац, учинили то же самое, что и Пиносавац, оба стали счетоводами в жениных лавках, и кир Герас, как говорили в городе, увяз по уши… И что еще хуже, это повлекло за собой многие другие выплаты и сильно подорвало финансовое положение кир Гераса в торговом мире.

Все вместе взятое сломило его, уничтожило. Это явилось для него и великим бесчестием в торговом мире, и великим позором перед другими греками. И кто же его обманул! Одна эта мысль повергала его в ужас. Ладно бы его земляк, грек или еврей, беда бы осталась, но без позора! Все греки талантливы и умны, а потому всегда может найтись среди них кто-то умнее его, рассуждал кир Герас, и нет ничего удивительного, если умнейший обманет умного! Точно так же не было бы столь позорно, если бы его обманул еврей: еврей самого черта может обмануть, не то что грека Гераса! Но его обманул серб, мужик, какой-то Милисав, да еще Пиносавац! Этого торговая белградская Эллада простить не могла.

Все обвиняли и осуждали кир Гераса. Поддержки не было ниоткуда. Даже собственные сыновья не жалели, а только критиковали. Вместо того чтобы утешить, они лишь злили его. Теперь они решили отплатить отцу той же монетой. Как-то вечером кир Герас получил от своих воспитанных и ученых сыновей (помимо каждодневных устных) тяжелый и несправедливый письменный укор. В рамочке над своей кроватью он обнаружил изречение, но не благожелательное изречение Хилона, Фалеса или Питтака, а Вука Караджича{44}, которое гласило:

«Дурная голова ногам покоя не дает!»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой рассказывается о том, как несчастный кир Герас попал из огня да в полымя, совсем как в стихах поэта Йована Стерии Поповича: «Коль с горы покатишься, судьбе не поперечишь, чему быть, того не миновать!»

Последний выпад легкомысленных и неблагодарных сыновей прямо-таки сразил кир Гераса. Мало разве терпел он убытков, насмешек от чужих, упреков от земляков и соотечественников, страдал от раскаяния, угрызений совести, корил себя, что дождался еще и того, что собственные отпрыски осуждают его и грубо высмеивают. Ледяным холодом повеяло оттуда, откуда он ожидал тепла солнечных лучей.

Много было разговоров между отцом и сыновьями, и чуть не каждый день возникали ссоры. Сыновья упрекали отца за то, что он погубил дело, а он их за то, что они, такие великовозрастные, не способны содержать себя сами. Это повторялось до тех пор, пока и сыновья, потеряв терпение, не покинули его. Они отделились, взяв каждый свою долю; не отвернулся от него только сын Милош да замужняя дочь Любица, которая часто навещала отца.

Невзгоды, однако, на этом не кончились. В скором времени заболела жена кир Гераса, слегла в постель и больше уже не встала. Умерла, оставив его безутешным. То была самая тяжелая потеря для кир Гераса. С этого дня все пошло прахом. Кир Герас затосковал и продал дом. Не мог он больше оставаться там, где все, все напоминало о счастливых днях и его несчастной незабвенной Терпе. Он переселился на другую улицу. Снял лавчонку, а Милоша отпустил «побродяжничать» немного. Да и чем бы он тут пригодился — товару было мало, а зайдут три покупателя, в лавке повернуться негде! Так кир Герас вновь оказался точно в таких же условиях, как сорок лет назад. Он занялся делом и ни о чем и ни о ком больше не думал. Ни с кем не водился — ни с соседями, ни с торговцами, избегал даже своих земляков. Уклонялся от всяких встреч. Знал только свою лавчонку, первым открывал ее и последним закрывал и проводил в ней весь день — с раннего утра до позднего вечера. Постепенно кир Герас стал привыкать к своему новому положению и к новым покупателям. А покупателями его снова, — как сорок лет назад, когда он с божьей помощью начинал торговать, — оказались плотники, цыгане, шерстобиты, пильщики и прочий мастеровой люд. Кир Герас относится к ним с уважением, доверяет им, а они покупают, покупают за наличные и в долг. Наличные он складывает в ящик стола,