Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон

Левой, правой, левой, правой!

Вениамин поднимается по речному откосу на дорогу, ведущую к Вельбовке. Он только что искупался, и кожа еще хранит живительную прохладу воды. Шаги его упруги, походка быстра, а на устах — маршевая песня. Загорелая грудь открыта солнечным лучам, волосы влажны. Радостью, тишиной и сиянием наполнен этим утром весь мир!

Крепко сжимая под мышкой тубус с чертежами, Вениамин шагает по вельбовской дороге. Он держит путь в деревню, к месту летнего отдыха профессора Эйдельмана. В тубусе пять образцовых чертежей, так что Степан Борисович должен быть доволен. На небе ни облачка. Августовское солнце разбрызгивает свет полными горстями. Туго натянута лента шоссе. Справа и слева дремлют ряды кустов, а за ними — цветущие луга, залитые солнцем. На этих коврах тут и там видны отдельно стоящие деревья. Под одним из них сидит старый пастух с кнутом в руках. Стадо разбрелось по траве. Склоненные шеи, ритмично жующие челюсти; в прозрачном воздухе слышно мычание и блеяние.

Вениамин оглядывается назад, туда, где расположено еврейское кладбище, где краснеет за зеленью листвы стена гробницы Старого Ребе. Давным-давно построили наши отцы эту стену, зажгли огонек светильника на святой могиле. Этот свет — как непостижимая тайна, витающая над запертым домом…

Левой, правой, левой, правой… полоса реки тянется к горизонту. Где-то ниже по течению купают лошадей, солнечные лучи искрятся на воде. Подоткнув подолы, женщины стирают белье.

Степан Борисович встречает своего гостя сердечно, усаживает на веранде. Коротенькое полное тело профессора облачено в просторную пижаму, на ногах — белые матерчатые тапочки, и весь он такой чистенький и опрятный. Волосы иссиня-черны: Степан Борисович красит их особой заграничной краской. Отец профессора, богатый киевский банкир, еврей от рождения, держал в свое время дом на широкую ногу. У ворот стоял швейцар в роскошном мундире, а внутри суетилась целая армия слуг и служанок, лакеев и кухарок, блюдолизов и прихлебателей. Своих отпрысков он воспитывал в аристократическом духе, так, чтобы, Боже упаси, не примешалось к их образованию ни одной еврейской капли. Степан — в те времена еще Семен — Борисович закончил реальную гимназию в Киеве, а затем крестился, от чего и произошла перемена имени. Прошел по конкурсу в Петербургский университет, а по окончании уехал в Соединенные Штаты Америки на трехлетнюю стажировку у Эллиса-Чалмерса в городе Милуоки, штат Висконсин.

Вернувшись в Киев уже двадцатисемилетним мужчиной, он женился на младшей дочери Ильи Бродера, знаменитого богача. Клара Ильинична, субтильная тоненькая девица из тех, кого называют высококультурными, бренчала на фортепиано и говорила по-французски почти без тени еврейского акцента. В 1914 году Степан Борисович опубликовал важный научный труд, получил профессорское звание вкупе с соответствующей институтской должностью и осел в Петербурге. С тех самых пор, вот уже двадцать пять лет, он верой и правдой служил этому институту. В нем профессор пережил мировую войну, Февральскую и Октябрьскую революции, военный коммунизм, нэп, переходные годы и последующие пятилетки. Город, в котором он жил, сменил свое имя с Петербурга на Петроград, затем с Петрограда на Ленинград… — вот только климат его оставался прежним при всех именах. Влажность, дожди, туманы — плоха ленинградская погода для Степана Борисовича. Он постоянно простужался, болел пневмонией, а в последнее время его стали одолевать еще и подозрительно частые приступы кашля. Вот и прописали ему врачи воздух сосновых лесов Украины.

Так Степан Борисович оказался в Вельбовке. Он считался известным специалистом в своей области и отличался редкой трудоспособностью. Даже здесь, на отдыхе, не прекращал работать.

Вот он расстилает на столе чертежи, тщательно проверяет каждую их деталь и находит-таки неточности в двух местах: сплошные линии вместо пунктира. Хорошо поставленным преподавательским голосом он напоминает Вениамину законы проекции, и студент с подобающим почтением выслушивает эти давно известные ему истины. Когда урок завершается, Вениамин вносит поправки при помощи перочинного ножа и ластика, а затем снова представляет чертежи на суд профессора. При этом старик в подробностях описывает юноше свой распорядок дня. Сегодня он встал в семь — как, собственно, и вчера; да будет известно Вениамину, что профессор встает в семь ежедневно — каждый день в то же самое время. А почему? А потому, что в девять начинаются занятия в институте. Умывание, бритье, утренняя прогулка.

Клацая искусственной челюстью, профессор прославляет пользу утренней прогулки. Это одна из главных составляющих здорового образа жизни как в городе, так и в лесу. В городе утром нет большого движения, пыль еще не повисла над улицами, и можно дышать действительно чистым воздухом. Утренняя прогулка — гимнастика для легких, для кожи и мышц, а также для нервной и сердечно-сосудистой систем. И уж если это верно для города, то что тогда говорить о лесе! Тут уже лечебным можно назвать каждый вдох. Ни за что теперь не променяет профессор Вельбовку на Кисловодск или Сочи!