Знак зверя - Олег Ермаков

Горы сверкали. Искрился иней на скалах, на валенках, рукавицах, воротниках и сизых шапках. Дула черно лоснились. Изо ртов шел пар. Солдаты стаскивали рукавицы, дышали на пальцы, растирали щеки и носы. Смотрели влево — на крайней скале лежал офицер с биноклем. Он был неподвижен и нем, и следившим за ним иногда казалось, что он уже никогда и ничего не скажет, что он замерз, окаменел, как весь этот мир, и они, заброшенные в него, будут лежать здесь весь день, всю ночь, пока вороненая сталь не прикипит к рукам, — сталь прикипит, языки пристынут к нёбу и зубам, ноги затвердеют, и белесые глаза треснут, и тогда они станут неуязвимыми, равнодушными и вечными, как эти заснеженные горы под синей гущей с утонувшим в ней холодным нарядным солнцем. Но... он пошевелился. Спрятал бинокль за пазуху.

Напряжение мощными волнами исходило от него. Все перестали ворочаться, дышать на пальцы, взялись за автоматы, гранаты и пулеметы.

Он оглянулся на них, приподнял руку и вновь устремил взгляд вниз.

А!.. сейчас! значит, уже! сейчас, значит, они уже!.. сейчас они, сейчас будут они, сейчас под нами, сейчас он, и тогда мы, сейчас, сейчас, этому быть — сейчас, сейчас, вот-вот, да-да-да, минута, секунда — ну?.. еще-еще-еще немного, кажется — долго, а — быстро, тепло, ярко, как ярко и тепло... сколько он будет держать руку?.. было холодно, а стало тепло, очень тепло... поднял выше! — спокойно-спокойно-спокойно! сейчас! твердость! спокойно! еще секунда... миг... твердость! рукавицу с правой руки!!! с-снять!!!!! с-снять!!!!!

— Огонь! — заорал офицер диким голосом, вздергивая всех на гребешки скал.

Очереди хлынули в провал, взвихряя снег, стуча по камням, брызжа льдом и огнем, и снизу заметались какие-то люди, какие-то бородатые и безбородые люди в шароварах, куртках и полушубках. Огонь с каждым мигом усиливался. Было жарко, очень светло, слишком светло, — лимонное солнце било в глаза длинными желтыми очередями, и камни казались черными, и люди казались черными: они бестолково бегали, увязая в снегу, и по-дурацки махали руками, мотали головами и подпрыгивали, как шуты, среди снежных фонтанов, ледяных брызг и звонких красных свечей, они ползали, извивались, закрывались руками, зарывались в снег, — но и снег дырявили очереди, — бежали под скалы, но и здесь их доставали пули и осколки, — бежали по своим следам назад, к спасительному повороту, но потоки пуль настигали их, вспарывая одежду на спинах, и они взмахивали руками — лететь вверх, вверх, вверх, глубже зарываясь в светозарную синеву, вверх, вверх, вверх, чтобы не чувствовать жалящих пуль, чтобы не слышать треска, стука и рева, вверх, вверх, вверх, хватая губами синь, подставляя лучам глаза и ладони, — и падали, выгибались, сучили ногами.

Осипшее эхо умолкло.

Солдаты бродили по заляпанному испещренному дну ущелья, собирали трофеи: китайские автоматы, английские винтовки, ножи, гранаты, подсумки, патронташи. Снимали часы. Руки мертвых еще были теплы.

Прозвучало несколько одиночных выстрелов.

Черепаха со своей рацией спустился в ущелье последним.

— Рацию не побил? — крикнул синеглазый лейтенант с почерневшим лицом.

— Нет.

У скалы стояли уцелевшие афганцы, их было четверо. Сержант жестами приказал им снять часы. Пленные поспешно выполнили приказ. Подошел старший лейтенант.

— Товарищ старший лейтенант?

Офицер молча разглядывал пленных.

— Ну-ка, смотри на меня, — вдруг сказал он смуглому молодому пленному.

Пленный смотрел себе под ноги.

— Аминжонова.

Позвали таджика. Спроси вот этого, как его зовут? Пленный ответил. Гулям Сахи. Сахи? Понятно. Ну и кто он? студент? крестьянин? рабочий? Спроси. Рабочий. Откуда? Говорит, из Лагмана. А откуда именно? Из Нуристана на реке Алингар. Ну-ну. А спроси его, Аминжонов, спроси, чего он, как красна девица... ты! смотреть мне в глаза! Офицер ткнул пленного дулом в плечо. Пленный взглянул на него и тут же опустил глаза. Аминжонов! а глаза-то! что такие глаза-то? Спроси. Аминжонов обратился к пленному. Он говорит, товарищ старший лейтенант, что так угодно Аллаху. У них в Нуристане много светлых волос и глаз, это правда, добавил от себя Аминжонов.

А, угодно. Ну ладно. А мне угодно... Офицер обернулся, осмотрел ущелье. Ну что? Все собрали? Уходить, солнце скоро сядет, пора. Он взглянул на пленных.

— Товарищ старший лейтенант?

— Зеленым[9]их сдашь, а через пару недель они уже будут мины ставить, — сказал офицер, отходя в сторону.

Это был приговор. Сержант взялся за автомат. К нему присоединились несколько солдат.

— Не надо! ребята...

Все уставились на нуристанца, стало тихо. Старший лейтенант быстро подошел к нему, сорвал чалму. Кто? кто такой? отвечать! быстро! ну! Нуристанец назвал имя и фамилию. Номер части! Он сказал. Старший лейтенант присвистнул. Подразделение? Черепаха вздрогнул, услышав ответ.