журнал "ПРОЗА СИБИРИ" № 1995 г. - Павел Васильевич Кузьменко

Сначала был такой период легкой иронии. Которая с годами погрузнела, перешла в тяжелый вес.

............

— Тебе намазать?

— А как же!

Мажу. Сверху устилаю колбасой. Смотрит на меня, как на идиота. Что?! — Это что?

— Масло. Ты же сама сказала...

— А если бы я сказала: прыгни в окно?

.........

— Эти бумажки можно в макулатуру?

— А как же!

Сгребает тетрадки. Трамбует в общую макулатурную кучу в коридоре. Смотрю на нее, как на идиотку. Что?!

— Это еще непроверенные контрольные!

— Ты же сам сказал!

— А если бы я сказал: пойди утопись?

............

— Кактусы не забудь тиафосом обрызгать. Как следует. Не жалей яда. На месяц вперед. Я не иронизирую, учти!

Учитываю.

Возвращаюсь с ней через месяц из Баку — смотрит как идиотка на свои кактусы, поруганные вредителем.

—Я же сказала!!! — смотрит на меня, как на кактусного вредителя.

Что?! Я же думал, что она иронизирует, когда сказала, что она не иронизирует.

..............

Не получилось что-то у нас легкой иронии. Как в опере получилось. Каждый свою арию исполняет. Одновременно. На два голоса, слова разные, мелодия одна — ни черта не разобрать. Хотя дружно и вместе. Вроде обращаемся друг к другу, но разбежавшись в разные концы сцены и физиономией в зал. Звучно, унисонно. Каждый о своем. Как в опере.

Вика о том, что ее ранит моя неуместная ирония, что я ее очень обидел, что я ее всерьез не принимаю и все время издеваюсь. Откровенно издеваюсь!

Ага! Я — издеваюсь!.. Сижу с хитрым видом, изредка усмешки растягивая, на очередных Викиных домашних англоязычных посиделках. Сидят четыре гидши... или гидры. В общем, гиды женского рода. Кофием накачиваются, английским языком своим горло полощут: гл-гл-гл... в-вз... гл-гл... Чтоб я хоть что-то понимал! Поэтому молча кручу шарманочную ручку кофемолки сундучного типа. С зубовным скрежетом новую порцию проворачиваю. С хи-итрым видом. И получаю:

— Хватит издеватья! Нет, вы видали?! Сидит столбом и еще издевается!

Где она сидящие столбы видела?!

— Лучше бы сходил на кухню, еще воду поставил. Забери чашки, вымой. Тряпку не забудь — крошки. Тараканов еще тут разведешь. Не хватало нам их!

Встаю с хитрым видом, чашки с хитрым видом складываю, кофемолку на плечо взваливаю с хитрым видом — на кухню. Унес, вымыл, довел до кипения, разлил, принес. Все с тем же хитрым видом. И все четыре гидры, стоит мне вернуться с кухни, утыкаются в паузу. Потом соображают, что я все равно — ни бум-бум. И дальше практикуются.

Чувствую, мне тоже хоть что-то сказать надо. И говорю с хитрым видом:

— Там на кухне какая-то банка, в ней что-то плавает.

Вика сразу переключается на нормальный русский язык:

— Ой, девочки! Это Минька лягушку принес! Сказал: для школы надо!.. Ей же воду нужно сменить! Я же ему обещала!

И четыре гидры бегут на кухню. Окружают банку:

— А ей вода эта холодная, надо теплую налить!

— Нужно чтобы отстоялось! Там ведь хлорка. Ей вредно!

— Слушайте, ей нельзя так много воды! Надо на самом дне. И камушков туда насыпать. Чтобы ползала. Она же земноводная! Понятно? И земно, и водная! А так она устанет и утонет!

— Ее накормить надо! Она же голодная! Лягушки огурцы едят? Кто знает?! Едят они огурцы? Свежие!

— Лягушки мух едят! Надо несколько штук поймать!

И они начинают ловить мух.

Лягушка пытается наверх по скользкой стенке вползти, ногами судорожно дрыгает. Потом застывает на воде. Чуть покачивается, мух дожидается. На резиновую сразу похожа.

Смотрю на эту банку отрешенно от скачущих гидр — и тут мне прилетает по моему хитрому лицу: хлоп! От Вики! В охотничьем запале. Больно и обидно!

— За! Что! — утрирую голосом мухобойную пощечину. — За! Что! — С такой... легкой иронией.

— Хватит! Издеваться! — кричит Вика. И лицо у нее — у нее! — несчастное. Слезы накипают.

„ ...А сам из меня дурочку делает. Издевается на каждом шагу. Еще хихикает: что ты мне можешь сделать? какие у тебя претензии? Все отлично, и перспективы радужные.."

А ну вас всех! Сижу в комнате, слушаю возобновленный азартный визг с кухни. Чашки с кофейной гущей переворачиваю — все равно мне их мыть. С хитрым видом. Сам себе гадаю: если лягушка может в человека превратиться хотя бы в сказке, то вот как бы наоборот... мне — в лягушку. И все четыре гидры ловили бы тогда для меня мух, воду меняли, камушки рассыпали, огурцы свежие подкидывали. Эх! Ква...

Только не стала бы тогда Вика для меня мух ловить. Опыты бы стала на мне проводить — как лягушка на то и на се реагировать будет. Скальпелем полоснуть, электроды, доведение до кипения окружающей среды. У лягушки ведь рефлексы, на любой раздражитель честно реагирует, не скрывает эмоций. Не то что некоторые... столбы сидячие!

Если бы я эмоций не скрывал под толстым слоем своего хитрого вида, то...

То попрал бы неясно кем писанные законы деликатности и не делал бы отсутствующего лица при англоязычной полемике гидр о пользе щенков, например.

Они, щенки, мало что соображают, правда. И сказать ничего умного не могут. Но заводить у себя щенков надо иногда...

Я бы принял-таки участие в полемике. Я бы сказал, что только дурак в наши годы может не знать английского языка хотя бы в пределах общего понимания — о чем речь. Что только дурак в наши годы может не знать, о каких-таких щенках речь. Что меня эти разадидастые и обмонтаненные щенки уже пять лет как заставляют дураком себя чувствовать. Или шесть?.. Когда первый щенок появился? С такой... нервной французской челюстью.

... — Ты меня тогда очень обидел! — говорит потом Вика.

А что я сказал?!

Щенок при моем появлении только визгнул коротко и завилял своей челюстью. А я только и сделал, что радостно проорал: „Ага! Измена в замке!“

... — Ты и его очень обидел! — говорит потом Вика. — Он твои дурацкие шутки мог истолковать...

Причем подразумевается, что уж я-то истолкую верно — подумаешь, ничего особенного... Нет, не хочется почему-то воспроизводить ту развеселую ситуацию. Действительно, ничего особенного. А я неуместно: „Ага! Измена в замке! “

ОСОБЕННОГО-то ни-че-го! Это только в галантно-авантюрных книжках моих щенячьих лет