Тайна Богов - Бернард Вербер

– Мы будем отсюда вести борьбу со злом. Я нашел свое место, Эдмонд. Всю жизнь меня преследует вопрос: «Что я здесь делаю»? И здесь, на новом острове Спокойствия, я получил ответ. Я дома. Я соберу здесь тех, кого люблю, и попытаюсь создать лучший мир. Мое будущее связано с ними, а не с вами.

Эдмонд Уэллс смотрит на меня так же серьезно, как тогда, когда был моим учителем в Империи ангелов. Это всегда оказывало на меня большое впечатление.

– Ты не такой, как они, Мишель. Ты бог-ученик.

– И что это меняет?

– Это подразумевает, что ты обладаешь особенной властью, а значит, на тебе лежит и особая ответственность. Ты нужен нам в Эдеме. И ты не можешь уклониться.

– А если я откажусь?

– Второй остров Спокойствия постигнет та же судьба, что и первый. Это остров вулканического происхождения, а значит, на нем может произойти землетрясение, на него может обрушиться цунами. Нет ничего проще катастрофы.

Я с удивлением смотрю на Уэллса.

– Это угроза?

– Цель оправдывает средства.

– Не говори, как Рауль. Я думал, что ты мой друг, Эдмонд.

– Я твой друг и всегда им буду. Я пришел за тобой именно потому, что я твой друг и с уважением отношусь ко всему, что ты тут создал.

Вдалеке слышится музыка. Островитяне затевают праздник, чтобы отметить выход игры и романа. Из нашей деревни доносится пение.

Здесь каждый вечер праздник? – спрашивает Уэллс.

Нет. Сегодня особенный вечер. Нечто вроде дня Рождения с сюрпризом.

Я думаю о том, что никто, кроме меня, не видел летающую тарелку. Ведь она появилась из низко нависших облаков с той стороны острова, куда почти никто не заходит.

– В таком случае ты можешь показать им фокус с чудесным исчезновением.

– Я не могу бросить жену. Не могу бросить людей, которые поверили мне.

Бывший бог муравьев хватает меня за плечи и встряхивает.

– Да что с тобой? Мишель, это всего лишь игра! Игра. Ты на Земле-18, на шахматной доске, на которой происходил турнир богов-учеников. «Люди, которые доверяют тебе» – просто пешки. Та, которую ты называешь своей женой, такая же фигура, как и они. Смертная. Они похожи на мух-однодневок, которые рождаются утром, а к вечеру умирают. Для нас это всего лишь хрупкие бессознательные существа. Они могут умереть от обычного гриппа, от укуса змеи. Они и не подозревают о том, что такое Вселенная на самом деле, о том, на какой планете они живут.

– Дельфина знает. Она все поняла сама благодаря своей вере.

Эдмонд в замешательстве смотрит на меня.

– Но ведь это ты создал «ее веру». Вспомни, когда мы объединили народы дельфинов и муравьев, мы создали «их веру». Мы придумали обряды, молитвы, их представления о нас. Мы вдохновляли их священнослужителей. Мы дали им их догмы.

– Эдмонд, Дельфина восприняла все, что я ей дал, и продвинулась по пути духовности дальше, чем я. Клянусь, она многому научила меня.

Он недоверчиво смотрит на меня.

– Давай говорить серьезно. Смертный не может учить бога.

– Дельфина – исключение. Он учит меня медитировать и молиться.

Эдмонд Уэллс хохочет.

– И кому же ты молишься? Себе самому?

– Я молюсь тому, чего не знаю, но что стоит выше меня. Она называет это Великим богом, я называю это 9. Над каждым измерением стоит другое измерение. Ты сам когда-то научил меня этому, Эдмонд. Разве ты не помнишь?

Он больше не находит аргументов и только повторяет:

– Это же просто смертная!

Он произносит это слово как оскорбление. Потом осекается и снова с изумлением смотрит на меня.

– Только не говори, что влюбился в шахматную фигуру на доске Земля-18!

– Это не просто шахматная фигура, это ферзь! Королева!

– Мишель, опомнись! Я вижу, ты просто не отдаешь себе отчет… Если ты останешься здесь, они обречены. Твоя жертва будет напрасной. Твое упрямство – просто неуместное проявление гордости.

– Пойми и ты меня, Эдмонд. Я устал постоянно спасаться бегством. Я хочу лицом к лицу встретить свою судьбу.

– Ты ничего не сможешь сделать против цунами или землетрясения. Если будешь упорствовать, вы все погибнете. Если же ты послушаешь меня, они останутся в живых. Они потеряют тебя, но сохранят жизнь. Прими же, наконец, решение, я не могу ждать бесконечно.

Я непоколебим. Тогда он снова хватает меня за плечи.

Сделай это для них. Сделай это для Дельфины, которую ты так любишь. Ты сможешь их спасти, только вернув себе прежнее могущество бога-ученика. Мишель, мы больше не можем терять время.

Угроза жизни Дельфины, нашего ребенка, обитателей острова вынуждает меня сдаться. Я иду за Эдмондом Уэллсом и поднимаюсь по трапу в его летающую тарелку.

– Зачем тебе эта штука? – спрашиваю я его.

– На случай, если нас увидит кто-нибудь из смертных, – отвечает он мне, подмигивая. – Нужно использовать суеверия аборигенов. Это, конечно, удивит их, но гораздо меньше, чем явление настоящего бога. Кроме того, не я это придумал. Боги-учителя на Эдеме давно этим пользуются, чтобы неузнанными навещать «шахматную доску».

Внутри очень просторно, все вокруг из дерева. Похоже на декорации к какому-нибудь фильму. Вокруг стоят прожекторы и дымовые пушки. Я не вижу ни мотора, ни пульта управления полетом. Снаружи тарелка выглядит впечатляюще, но внутри она просто нелепа.

– И как эта кастрюля летает? – спрашиваю я.

– Ты не поверишь.

– Давай, рассказывай!

– Она подвешена на прозрачной леске. Это типа удочки.

– И кто же рыбак, который вытащит нас наверх?

В это время раздаются крики, которые приближаются. Кто-то заметил НЛО. На острове начинают бить в колокол, подавая сигнал тревоги, и вскоре тарелка окружена. В иллюминатор я вижу целую сотню человек, которые не решаются подойти ближе.

– Надо поторопиться с отлетом, – говорит Эдмонд Уэллс.

Он походит к толстому канату, который натянут между посреди тарелки между полом и потолком, и трижды дергает за него.

– Это сигнал, чтобы нас вытаскивали, – объясняет он.

Но ничего не происходит. Жители острова начинают медленно приближаться.

– Дельфина! – кричу я.

– Габриель! – отвечает она.

В этот момент канат вздрагивает и натягивается. Тарелка начинает подниматься. Эдмонд Уэллс нажимает на разные кнопки, раздается шум, валит дым, свет начинает мигать. Я кричу:

– Я вернусь! Я вернусь, Дельфина, обещаю! Летающая тарелка поднимается наверх, словно рыбак из всех сил торопится вытянуть свой улов.