Том 3. Верноподданный; Бедные - Генрих Манн

— Эта семейка хочет царить здесь до скончания века! Номер первый уже попал в тюрьму, скоро к нему присоединится номер второй…

— Типичный совратитель! — слышалось глухое ворчание.

— Смотреть тошно! — оказал кто-то.

Две дамы стряхнули с себя оцепенение, набрались смелости и пересекли пустое пространство. Супруга судьи Гарниша катилась шариком, волоча за собой красный бархатный шлейф: секунда в секунду подошла она к финишу вместе с одетой в желтое фрау Кон; одним и тем же движением схватили они — одна свою Сидонию, другая — свою Мету, и с каким триумфом вернулись!

— Я думала, в обморок упаду, — сказала пасторша, когда — слава богу! — Кетхен также оказалась у нее под боком.

Хорошее настроение восстановилось, острили над старым греховодником и сравнивали его с графом из пьесы фрау фон Вулков. Конечно, Густа не тайная графиня; в пьесе, в угоду президентше, таким обстоятельствам можно и посочувствовать. Впрочем, там-то все еще более или менее терпимо, ведь графиня собирается замуж всего лишь за своего кузена, тогда как Густа…

Старик Бук, обнаружив, что все, кроме будущей невестки и одной из племянниц, его оставили, удивленно вскинул брови; больше того, видно было, что под перекрестным огнем устремленных на него взглядов он почувствовал себя неловко. В публике обратили на это внимание, и Дидериха даже взяло сомнение: а может быть, небылица, которую сочинила фрау Геслинг, и вправду самая настоящая быль? Видя, что призрак, которого он же пустил гулять по свету, обретает плоть и кровь и вырастает в нешуточную силу, Дидерих содрогнулся от ужаса. На сей раз удар нанесен не какому-нибудь Лауэру, а старому господину Буку, наиболее почтенной фигуре времен дидериховского детства, отцу города, олицетворявшему его гражданский дух, человеку, приговоренному к смертной казни в сорок восьмом! В душе у Дидериха что-то восставало против им же самим затеянного похода. Да и абсурд это, конечно: такой удар далеко не сломит старика. Если откроется, кто зачинщик, то надо быть готовым к тому, что все от него отвернутся. Но все же удар нанесен и попал в цель. Теперь уже речь шла не только о семье, которая разваливалась, но все еще тяжким грузом висела на старом Буке: брат — без пяти минут банкрот, зять — в тюрьме, дочь — уехала с любовником, а из сыновей — один мужик мужиком, второй неблагонадежен и по убеждениям и по образу жизни; теперь впервые заколебалась почва под ногами у самого старика. Пусть же он падет, дорогу Дидериху Геслингу! И все же Дидериха обуял такой страх, что он выскочил в коридор на поиски туалета…

Дидерих бежал. Уже прозвенел звонок ко второму акту. И вдруг столкнулся с тещей бургомистра, которая тоже спешила, хотя и по другой причине. Она поспела вовремя: зять по наущению жены направлялся к Буку с намерением поддержать старика своим авторитетом.

— Авторитетом бургомистра прикрыть такой срам! — Теща была вне себя и даже охрипла. Супруга же тоненьким пронзительным голоском упорно доказывала, что Буки как были, так и остаются самыми благородными людьми в городе, только вчера Милли Бук дала ей прелестнейшую выкройку. Обе теребили его, исподтишка награждали пинками и тянули каждая в свою сторону; он попеременно соглашался то с одной, то с другой, его бесцветные бачки взлетали то вправо, то влево, а глаза были совсем как у зайца. Проходившие мимо люди подталкивали друг друга и как очередную сенсацию шепотом передавали из уст в уста то, что Дидерих уже слышал от Вольфганга Бука. Ввиду столь важных событий Дидерих забыл о своих коликах, остановился и, вызывающе щелкнув каблуками, отвесил поклон бургомистру. Тот приосанился, оставил своих дам и протянул Дидериху руку.

— Милейший доктор Геслинг, очень рад! Прекрасный бал, не правда ли?

Но Дидерих, видимо, не склонен был поддаваться на эту пустопорожнюю приветливость, столь свойственную бургомистру. Он выпрямился — грозный, как рок, — и сверкнул очами.

— Господин бургомистр, я чувствую себя не вправе скрывать от вас некоторые факты, которые…

— Которые? — повторил, бледнея, доктор Шеффельвейс.

— Которые имеют место, — жестко отчеканил Дидерих.

Бургомистр молил о снисхождении.

— Мне уже все известно… Вы имеете в виду эту злополучную историю с нашим всеми уважаемым… Я хотел сказать — грязные делишки старика Бука? — шепнул он на ухо Дидериху.

Тот не шелохнулся.

— Вам не следует обманывать себя, господин бургомистр. Я подразумеваю вас лично.

— Молодой человек, я все же просил бы вас…

— К вашим услугам, господин бургомистр!

Доктор Шеффельвейс ошибался, если думал, что эту горькую чашу легче отвратить протестом, чем мольбой! Он был в руках у Дидериха. Зеркальная галерея опустела. Обе дамы бургомистра затерялись в сутолоке у входа в зал.

— Бук и компания стараются нанести контрудар, — сухо произнес Дидерих. — Они разоблачены и мстят.

— Мне? — Бургомистр подскочил.

— Поклеп. Повторяю: на вас взведен гнусный поклеп. Ни один человек этим измышлениям не поверит, но в наше время — время политических схваток…

Он не договорил, лишь пожал плечами. Доктор Шеффельвейс ссутулился. Он хотел посмотреть Дидериху в лицо, но взгляд его скользнул мимо. Дидерих заговорил голосом самого правосудия:

— Господин бургомистр! Вы, надеюсь, помните наш разговор у вас дома в присутствии асессора Ядассона. Уже тогда я предупреждал вас, что в нашем городе возьмет верх новый дух. Демократическое слюнтяйство отжило свой век! Нынче требуется непримиримый национализм. Я вас предупреждал!

— Мысленно я всегда был на вашей стороне, дорогой друг, — стал оправдываться доктор Шеффельвейс, — тем более что я пламеннейший приверженец его величества. Наш несравненный молодой кайзер столь оригинальный мыслитель… весь порыв и действие… и…

— Личность исключительная, — строго закончил Дидерих.

— Исключительная… — повторил бургомистр. — Но мое положение обязывает меня считаться и с одной стороной и с другой стороной, поэтому я и сейчас могу вам лишь повторить: создайте новые факты.

— А мой процесс? Я сразил врагов его величества.

— Я вам препятствий не чинил. И даже поздравил вас.

— Мне ничего об этом неизвестно.

— По крайней мере — в душе.

— Нынче, господин бургомистр, необходимо открыто становиться на ту или на другую сторону. Его величество изволил сам сказать: кто не за меня, тот против меня! Пора нам, наконец, очнуться от спячки и самим разгромить бунтарские элементы…

Шеффельвейс потупился. Зато Дидерих принял позу повелителя.

— А что делает бургомистр? — воскликнул он, и вопрос этот так долго звенел в грозной тишине, что доктор Шеффельвейс решился, наконец, взглянуть на Дидериха. Ответить он так и не смог. Весь вид Дидериха: глаза, мечущие молнии, всклокоченные белобрысые волосы, одутловатое лицо — так подействовал