Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла - Томас Лав Пикок

и его половина, ради такого случая изменившая своим привычкам домоседки. Когда дошла до этого очередь, преподобный отец Опимиан встал и произнес речь, которую мы будем считать эпилогом нашей комедии.

Преподобный отец Опимиан:

— Мы собрались здесь, дабы почтить новобрачных; во-первых, племянницу несравненного нашего хозяина, юную даму, которая пользуется любовью и уважением присутствующих, и юного господина, о котором можно сказать, что он во всех отношениях ее достоин, — и это высшая из похвал; во-вторых, юных лорда и леди, которым те, кто имели удовольствие провести здесь рождество, благодарны за радость, доставленную их уменьем и готовностью тешить и развлекать окружающих с помощью своих талантов; и которые в силу несходства своего и сродства (ибо и то и другое залог прочного союза) очевидно созданы друг для друга; в-третьих, семь молодых пар, важных для нас во многих отношениях, стоящих на пороге брачной жизни, сулящей им все те радости, которых только разумно ожидать под солнцем. Один древний греческий поэт говорит: «Четыре вещи есть в мире, нужные человеку: первое — здоровье; второе — красота; третье — богатство, не нажитое неправедно; четвертое — жить среди друзей[579][580]».

Однако веселый поэт Анаксадрид[581] говорит об этом так: «Здоровье справедливо поставлено на первое место; на второе же следует поставить богатство, ибо что такое красота, голодная и в лохмотьях?»[582][583] Как бы там ни было, мы видим здесь все четыре условия счастья: здоровье самое цветущее; богатство в двух случаях, в прочих семи — более чем достаток; красоту в невестах, в женихах — приятнейшую внешность, насколько нужна она мужчине; и все основания ожидать, что жизнь их пройдет среди друзей. Я твердо верю, что надежда, озаряющая утро брака, у всех наших молодых сбудется и согреет их закат; и если я пожелаю им в заключенье того же счастья, какое выпало на долю мне, те, кто знают несравненную особу, сидящую со мною рядом, поймут, что ничего лучшего не мог я и пожелать. Ну, так выпьем же за здоровье женихов и невест по бокалу шампанского. Начинайте откупоривать бутылки. Пусть взлетят разом все пробки, как только подам я знак; и дружным сим залпом вакхических орудий почтим же Его Величество Счастливый Случай[584][585], председательствующий, надо полагать, за этим радостным столом.

Конец

ДОПОЛНЕНИЯ

ЭССЕ О МОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

I. Светская столичная зима, которая начинается весной и кончается осенью, — это сезон счастливого воссоединения всего того красочного многообразия человеческих существ, жизнь которых представляет собой постоянное развлечение во славу общественного строя. Это время всеобщего сбора, поголовной мобилизации джентльменов в корсетах и дам в коротких нижних юбках, восставших против своего смертельного врага — Времени. Это сезон опер и выставок, раутов и концертов, полуночных обедов и утренних ужинов. Во время светских мероприятий дамы и джентльмены разят своего противника сообща, однако в минуты утреннего уединения они вынуждены схватиться с врагом один на один, и в этом случае их оружие — легкие и незамысловатые книги, которые привлекают внимание, не требуя проникновения, и ублажают воображение, не пробуждая от сна разум.

II. Такая разновидность литературы, единственная цель которой — развлечь читателя, ничему при этом не научив, никогда не имела стольких приверженцев, как теперь, ибо не было еще общества с таким количеством бездельников, каким располагает современная Англия, причем бездельники эти по большей части поставлены в такие условия, что, захоти они хоть что-нибудь предпринять, и это оказалось бы им не под силу; к тому же все они связаны общим интересом, который, основываясь на заблуждении, еще больше восстанавливает их против кропотливой работы разума и отважных изысканий истины, чем это свойственно разодетому мещанству.

III. То, что способность развлекать, с точки зрения большинства читателей, является главным достоинством литературного произведения, не так уж и удивительно, особенно если учесть, что англичане — самая думающая нация во всей вселенной; однако то, что способность развлекать оказывается столь же недолговечной, как и лоск нового сюртука, на первый взгляд может показаться несколько странным, ибо хотя все светские люди читают (за вычетом тех, кто обучался в колледже), тем не менее, коль скоро мода зиждется на новизне, книги выходят из моды вместе с нарядами, а потому наслаждаться в этом году тем, чем другие наслаждались двенадцать месяцев назад, значило бы признаться в самом гнусном преступлении — неспособности идти в ногу со временем.

IV. В результате поток новых книг врывается в окна кабинетов, наводняет будуары и гостиные с тем лишь, чтобы дать исчерпывающий ответ на вопрос мистера Бездельника, что в настоящий момент читает миссис Ленивец со своими дочерьми, и, выполнив тем самым свое предназначение, а также ненадолго усмирив чудовище Время, благополучно устремляется в Лету.

V. Природа этой легковесной литературы и те изменения, какие она претерпевает в соответствии с колебанием моды последних двадцати лет, требуют специального рассмотрения и могут служить поводом к размышлениям, которые оказались бы небезынтересными и — я бы добавил — поучительными, если бы не боялся преждевременно смутить своих читателей. Поскольку каждая эпоха отличается своим характером, своими нравами и развлечениями, которые даже в самых поверхностных формах обусловлены глобальными чертами времени, пристальный наблюдатель даже из самой легковесной литературы, как бы далека она ни была prima facie[586] от морали и политики, может составить впечатление о моральном и политическом климате эпохи или нации.

VI. Ежедневная газета, популярный ежемесячный журнал, ежеквартальное обозрение, самый последний и самый модный спектакль, роман или стихотворение украшают собой по утрам стол литературного дилетанта. Весенний прилив столичной моды разливается этими интеллектуальными deliciae[587] по всем городкам и деревням королевства, где они весь свой короткий век вращаются в вихре читательских мнений.

VII. Возникает вопрос: может ли успех книги у праздного читателя служить критерием ее литературного достоинства? Не подлежит сомнению тот факт, что никакое произведение не вызовет к себе сколько-нибудь единодушного интереса, если оно не обладает достаточной долей оригинальности и силы, чтобы занять и развлечь. Но бывает, что оригинальность обращает на себя лишь мимолетное внимание, как было с мистером Ромео Коутсом[588], который сумел привлечь к себе непродолжительный интерес исключительно благодаря предельной абсурдности своего искусства, а книги, выходящие в издательстве «Минерва Пресс», свидетельствуют о том, что значительное число читателей ничего не стоит занять и развлечь произведениями, начисто лишенными высших достоинств человеческого ума. Чтобы не докучать читателю бесславными опусами вчерашнего