Искушение Дэвида Армитажа - Дуглас Кеннеди

— И как он прореагировал?

— Типично для него: он ничего не сказал. Просто таращился на экран. Но меня не обманешь. Хотя Филипп никогда открыто не показывал этого, он безумно ревнив. Еще я знаю, что в этой жизни он больше всего боится, что о нем станут говорить, что его разоблачат. Именно по этой причине я и решила действовать именно так. Я знала, что каждая секунда просмотра вызывает панику в его затуманенных мозгах. Но дабы убедиться, что он все понял, я сказала ему, что копия находится у моего юриста в Нью-Йорке. И если он не вернет тебе доброе имя в ближайшие семь дней, мой юрист разошлет запись в «Пост», «Ньюз», «Инсайд Эдишн» и все остальные газетенки, специализирующиеся на скандалах. Время пошло. На настоящий момент у него осталось только шесть дней…

— Но вдруг он решит, что ты блефуешь… вдруг это появится в прессе…

— Тогда мы с тобой будем в новостях на первых полосах. Но мне плевать. Если он пойдет на такую крайность, я дам откровенное интервью Опре Уинфри или Диане Сойер, в котором расскажу о радостях жизни с человеком, у которого куча денег, но чувств меньше, чем у картонной чашки. Так или иначе, главное сейчас, чтобы он исправил то, что сотворил с тобой. Что касается меня, то я приняла твердое решение: я от него ухожу.

— Правда? — сказал я, не сумев скрыть надежду в голосе.

— Так я ему сказала. И если верить моему юристу, появление материала в прессе не окажет никакого влияния на наш брачный контракт. Уйду ли я сама, бросит ли он меня — результат один: я получаю сто двадцать миллионов.

— Да…

— С точки зрения мистера Флека, это выгодная сделка. Если бы мы были гражданами Калифорнии, я могла бы отсудить у него половину всего имущества. Но это не значит, что я собираюсь так поступить. Ста двадцати миллионов вполне хватит и для меня, и для ребенка…

— Что такое ты только что сказала?

— Я беременна.

— О… — простонал я, будто в меня попал осколок снаряда. — Это… прекрасные новости.

— Спасибо.

— Когда ты об этом узнала?

— Три месяца назад.

Внезапно я понял, почему она тогда ограничилась только одним бокалом вина.

— А Филипп…

— Ну, — перебила она меня, — Филипп узнал об этом только вчера. Это была одна из тех маленьких бомбочек, что я приготовила для него.

— Но я думал, что вы оба…

— Да, был небольшой период, вскоре после нашей встречи на острове, когда Филипп снова стал принимать участие в моей жизни. Мне даже показалось, что он снова в меня влюбился… как и я в него. Но он снова отстранился. Поэтому, когда я поняла, что беременна, я не стала ему ничего говорить. До вчерашнего дня. И знаешь, что он сказал? Ничего! Глухое молчание.

Я снова взял ее за руку:

— Марта…

Но прежде чем я успел выговорить хоть одно слово, она меня остановила:

— Не смей говорить то, что ты думаешь…

— Но разве ты… разве ты не…

— Что? Ты хочешь спросить, люблю ли я тебя?

— Да.

— Я знаю тебя ровно три дня.

— Но можно узнать человека и за пять минут.

— Да, это так. Но сейчас я даже не хочу об этом думать.

— Но… Но я поверить не могу, что ты рискнула всем, что у тебя есть, ради меня.

— Кончай с романтикой. Этот человек отнесся к тебе как к грязи, и главным образом потому, что получил исчерпывающий отчет о нашей ночи на острове. Не имеет значения, что между нами ничего не произошло. Главное заключалось в том, что ты талантлив, а я вроде как в тебя влюбилась. Поэтому, узнав, как он расправился с твоей карьерой, я почувствовала себя виноватой. А когда он отказался слушать мои призывы к морали, я решила использовать грязные методы. Вот в этом-то все и дело. Я хочу получить по счету. Подвести баланс. Исправить принесенный вред. Или любое другое клише, которое придет на ум.

— Он не может просто от меня откупиться. Мне ведь также потребуется некое профессиональное возрождение. Чтобы он сделал соответствующее заявление. И еще…

— Да?

Мне пришла в голову идея — абсурдная, фантастическая… но попробовать стоило. Особенно если мне абсолютно нечего терять.

— Я хочу, чтобы ты настояла на совместном телевизионном интервью с Филиппом и со мной. Где-нибудь на национальном канале. Наверняка люди твоего мужа могут это устроить.

— И что случится во время этого интервью?

— Это уже мое дело.

— Я посмотрю, что можно будет сделать. Если, конечно, я вообще что-то смогу.

— Ты была просто замечательной, более чем замечательной.

— Дэвид, прекрати… — Она встала: — А теперь мне пора.

Я тоже встал и поцеловал ее. На этот раз она позволила мне коснуться ее губ. Я с трудом сдержал поток романтических признаний, рвущийся из меня.

— Я позвоню, как только что-то узнаю, — спокойно сказала она, повернулась и пошла к машине.

Всю дорогу до Мередита я проигрывал этот разговор в голове, цепляясь, как влюбленный урод, за все те оптимистические мелочи, которые позволила себе Марта. Она собирается уйти от Флека. Хотя она напрямую и не призналась, что любит меня, она этого не отрицала. И она сказала, что вроде как запала на меня. Еще она знала, как я к ней отношусь, до того, как я услышал, сколько денег ей полагается при разводе. Ведь все это чего-то стоило, не так ли?

Но, будучи закоренелым фаталистом, я представил себе и худший сценарий: Флек решает не поддаваться. Запись в виде фотографий попадает в прессу. Меня еще раз обливают грязью с головы до ног. На этот раз не только как закоренелого плагиатора, но и как человека, разрушившего брак и занимающегося любовью с беременной женщиной. Марта бросит Флека, но решит остаться одна, без меня. И я окажусь в еще более глубокой заднице, чем сейчас. Когда я вернулся в Мередит, на автоответчике в книжном магазине меня ждали два срочных послания. Первое было от моего босса, который интересовался, какого черта я не открыл магазин сегодня утром; второе было от Элисон, требующее, чтобы я срочно ей позвонил. Что я и сделал.

— Ну, — сказала она, когда сняла трубку, — воистину неисповедимы пути Господни.

— В смысле?

— Ты только послушай: мне позвонил некий Митчелл ван Парксиз большой юридической фирмы в Нью-Йорке. Он объяснил, что действует от имени студии «Флек Филмз» и хочет извиниться за путаницу, которая произошла с регистрацией твоего — да, он употребил именно это местоимение! — твоего сценария. «Досадный сбой в системе этой писательской ассоциации, — сказал он, — который, разумеется, будет исправлен». На что я сказала: «О чем мы ведем разговор?» И он ответил: «Миллион долларов и двойное авторство». Я тогда возразила: «Семь месяцев назад ваш клиент, мистер Флек, предложил моему клиенту, мистеру Армитажу, гонорар в два с половиной миллиона, причем постановку не гарантировал. Разумеется, учитывая, что у общественности могут возникнут логичные вопросы относительно того, каким образом имя мистера Флека появилось на титуле…» И тогда он меня перебил и сказал: «Ладно, миллион четыреста». Но я сказала: «Не пойдет».