Жизнь Суханова в сновидениях - Ольга Грушина

Оно было совершенно, по-настоящему совершенно, как он того и ожидал. Стало быть, здесь, на этих древних стенах, он и оставит наследие своей жизни — здесь напишет своих собственных ангелов, святых и богов, а возможно, и автопортрет-другой; и здесь будет жить, вечно свободный, триумфально вырвавшийся из пут тягостных обязательств, позора ежедневных компромиссов, хаоса обыденного существования…

Помедлив на пороге, он выглянул в ночь, молчаливую, спокойную, не потревоженную человеческим присутствием; только внизу, далеко-далеко, дрожали два-три рассеянных огонька невидимой деревни. И пока он следил за их неверным трепетом в расстилавшейся у его ног темноте, где-то в тайном уголке его души распахнулась было недавно закрытая дверь, и на какой-то миг, всего лишь на миг, из заточения вырвалась лавина воспоминаний. То не были воспоминания о его трагическом, прерванном детстве или о его блистательной, дерзновенной молодости; то были забытые воспоминания других, более поздних времен, будничные, житейские, ничем не примечательные, — как они с женой склонялись над детской кроваткой, всматриваясь со смешанным чувством гордости и тревоги в красное личико заходившегося криком младенца; как он смеялся в солнечном городском парке, наблюдая за первыми шагами своего годовалого сына, ковылявшего от дерева к дереву; как читал до поздней ночи сказку своей шестилетней дочке, когда та болела гриппом и с лихорадочным блеском в глазенках наотрез отказывалась засыпать, пока не будет перевернута последняя страница; как они вчетвером сидели у костра на пустынном пляже, слушая дыхание моря и шипение мидий на огне… И на один этот миг, пока дверь в его душе оставалась открытой, воспоминания эти пронзили его неизбывной грустью, и вслед за тем в каких-то сумеречных глубинах его бытия зашевелилось страшное, невыносимое подозрение, и он был уже близок к тому, чтобы усомниться: а так ли он все понял, не заблуждался ли он, действительно ли новообретенная его цель была тем лучезарным откровением, каким он ее видел, или же… или…

А потом минута эта ушла дорогой забвения вслед за всеми остальными. Выдохнув, он захлопнул ту дверь, теперь уже навсегда, и тотчас же последние деревенские огни дрогнули и погасли, будто их торопливо накрыли гигантской ладонью. Все отмечено совершенством, настоящим совершенством, повторил он про себя. Перед ним ясно лежал его путь, и он не был в одиночестве — он впредь в одиночестве не останется никогда: с ним пребудет целый мир, который поможет ему и его охранит, который принесет ему в дар ветви для кистей, теплую землю для красок, а время от времени и падающую звезду, а то и две — для вдохновения.

Он перешагнул через порог, зачерпнул пригоршню земли, размял в пальцах, понюхал и негромко рассмеялся. А потом, когда отзвуки смеха затихли, принялся смешивать великолепную радугу своей новой палитры.