Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн

ней ничто не возражало. Она чувствовала одно: его темные ресницы приближаются. Его губы теплы и влажны. Поцелуй открыл ей, что при светлых волосах у него темные ресницы и что рот у него такой же мягкий, как и у нее. Они еще немного без слов оставались вместе, затем Мария неожиданно толкнула заднюю садовую калитку и скрылась в кустах. Она бежала, а Минго между тем звал и искал ее. Когда все затихло, она разочарованно обернулась и поглядела из-за кустов, что он делает. Он рвал траву и складывал ее в корзину. Трава нужна была его матери для коров. Нарвав несколько пучков, он решил, что хватит, и поднял корзину. Из дому вышел отец, коренастый рыбак с седой окладистой бородой и походкой моряка.

— Дай-ка поглядеть! — приказал он и рассердился: — Как? Это все?

— Отец, мне больше не снести, — заявил этот большой мальчик.

Он поспешно наклонился, потому что отец занес руку. Удар не попал в цель.

— Чего ты пробиваешь дырку в воздухе, отец? — добавил Минго.

Старый Мертен невольно рассмеялся, и отец с сыном рука об руку пошли обедать.

Обратной дорогой по лугам Мария шла, понурив голову. Кто-то повстречался с нею, сказал ей: «Добрый день!» — но она не подняла глаз. Только на сельской улице она вышла из задумчивости — и испугалась. Дом Больдта! Лавка, и в лавке женщина, на которой Больдт женился вместо Фриды!

Мария поспешила дальше. «Он не такой! — с жаром сказала она в своем сердце. — Нет, не такой! Он только неблагоразумен, потому что избалован. Почему бы ему не стать просто рыбаком, когда все в их семье занимаются рыболовством?»

И тут же без видимой связи подумала: «Я буду чем угодно, только не батрачкой!» Потому что перед ней снова возник образ матери. Она ни на минуту не могла от него отделаться с тех пор, как вернулась из города и в первый раз по-настоящему увидела свою мать и узнала на деле, что с ней. Теперь Мария поняла: у матери уже одеревенели суставы, уже узловатые руки и немое жесткое лицо вымотанной вконец батрачки. Шестнадцать часов в день работы, — тяжелой мужской работы. Вымотана вконец, хотя и не старше матери Минго в ее соблазнительной кладовой!

Издали увидела она Елизавету Леенинг, согнувшуюся в три погибели среди поля. В конюшне сидел брат Каспер над большой кучей деревянных башмаков собственного изделия.

— Довольно, — объявил он. — С этим я уже могу пойти торговать по деревням.

Не глядя на сестру, он выложил то, что давно обдумывал про себя.

— Вот кабы ты пошла со мной, Мария. Летом хорошо побродяжить. Крестьяне будут пускать нас ночевать на сеновал, да и кормить будут тоже, а сколько наторгуем — чистый заработок. Ты получишь половину выручки… Тащить башмаки я буду один, — добавил он поспешно.

Он решился взглянуть на нее. У него одно плечо было выше другого от плотничьей работы, которой он постоянно занимался. Руки у него были слишком длинные, а с лица — как есть ворон.

— Люди охотней покупают, когда видят красивую девчонку, — признался он.

Мария рассмеялась:

— Ночь посплю, к утру надумаю. — И ее лицо стало очень серьезным.

Мальчик ждал.

— Пожалуй, в самом деле. Мы вместе пойдем по деревням, Каспер.

Брат и сестра без промедления пустились в путь. В ближайших деревнях, где их еще знали, товар раскупался быстро. Дальше должно было пойти по-другому, но они этого не предвидели и радовались. Они поели у добрых друзей и, так как не чувствовали усталости, пошли дальше, хотя уже надвигалась ночь. Их задержал жандарм: бумаг у них не было, он забрал их обоих и запер у себя в караульной. Наутро он их выпустил, ничего с них не потребовав. Брат и сестра огляделись — никто на них не смотрит — и пустились наутек.

Они решили, что таковы опасности бродяжьей жизни, и минуту спустя смеялись над случившимся. Настроение у них было бодрое, они заходили в каждый двор, предлагая башмаки, как будто в этом было что-то забавное. Таким образом, они рассеивали значительную долю недоверия, но все-таки здесь, где они были чужаками, товар шел не так ходко. Хозяйки и служанки не покупали вовсе. Каспер был слишком некрасивый парень, а на Марию, как они замечали, заглядывались их мужчины. Те оказывались благосклонней, но надо было искать их там, где они были своей компанией, — в трактире. Трудность состояла в том, как Марии отделаться от ухаживания со стороны парней и все-таки чего-то от них добиться. Она предложила брату:

— Давай говорить, что мы муж и жена. Тогда они оставят меня в покое.

— Тогда мы можем прямо отправиться домой, — возразил брат.

Она не стала доискиваться скрытого за его словами смысла.

Но однажды в жаркий июньский день Мария заметила, что за ней по высокой ржи крадется какой-то работник. Она окликнула Каспера. Брат не отозвался. Кинулась искать — его нет. Она спустила наземь свой груз — с течением времени пришлось и ей разделять ношу — и стала ждать своего преследователя. У него было немое, дикое лицо. Мария поняла, что добрые слова не помогут. Она тотчас двинула ему кулаком в челюсть. Он упал, но обхватил ее за щиколотки и увлек за собой. Они долго катали друг друга по земле. Когда ему удалось, наконец, ее схватить, парень свободной рукой стал шарить в кармане; Мария тем часом изловчилась быстро ударить его коленом в живот, так что он закричал от боли. Это положило конец борьбе. Они сидели без сил друг против друга в высокой ржи. Синее в белых пятнах небо чертили, как и прежде, ласточки. Незнакомец согнулся и стонал, держась за живот. Его вырвало. Она между тем разглядела, что у него голодное лицо. Похоть не превозмогла в нем слабости, иначе Мария не одолела б его.

Она достала из своего узла кусок колбасы:

— Отрежь себе сам!

Тогда он, как раньше, пошарил в кармане и вынул нож, уже открытый. Одно мгновение Мария хотела вскочить и убежать. Но все-таки усидела — то ли из осторожности, то ли из жалости. Пока он жевал и глотал, она рассказывала ему, что мать ее тоже батрачка, и о том, как отца унесло наводнением. Наконец он стал есть медленней и сразу сообщил все о себе; рассказ получился в том же роде. Он оборвал на полуслове, потому что вдруг осознал, что он в эту минуту делает: складывает нож. Мария поняла его смущение, но прикинулась, будто ничего не видит; она просто встала.