Дом алфавита - Юсси Адлер-Ольсен

— Что там стряслось? — спросил Брайан.

Джеймс приложил палец к губам.

— Он умирает. Он же группенфюрер, вот офицер службы безопасности и взбесился, — чуть слышно ответил он.

— Группенфюрер?

— Генерал-лейтенант! — с улыбкой пояснил Джеймс. — Да, ну и дела. Черт побери, ты только подумай: прямо рядом со мной лежал генерал войск СС. Неудивительно, что у персонала аж лица вытянулись. В таком месте любой неверный шаг чреват последствиями!

— И куда они его потащили?

— Служба безопасности повезла его в Байройт. Там больница есть.

Брайан вновь послюнявил пальцы, осторожно вытер засохшую кровь под мышкой и начисто их облизал. Важно не оставить следов.

— Знаешь, Джеймс, чего я больше всего боюсь?

Когда Джеймс повернулся на бок и накрылся одеялом, от его кровати пахнуло вонью.

— Нет.

— А что, если эти пациенты едут домой, к семьям?

— Думаю, так и есть.

Услышав утвердительный ответ, Брайан закрыл глаза.

— А почему ты так думаешь? — справившись с собой, он задал вопрос.

— Когда они выносили генерала, я услышал слово «Heimatschutz». Не знаю, что оно значит, но, если переводить по частям, получится «защита родины» или что-то в этом роде. Как я понимаю, именно туда мы и направляемся. Под защиту родины!

— Джеймс, да нас же раскроют! — прошипел Брайан.

— Наверное. Все так.

— Надо отсюда драпать! Оставаться здесь — это же безумие. Мы не знаем, от чего нас лечат, куда мы едем — тоже непонятно!

Лицо Джеймса оставалось бесстрастным.

— Брайан, оставь меня в покое ненадолго.

— Сначала ответь на один вопрос. Ты согласен, что отсюда надо убираться? Может, сегодня ночью, если поезд опять тронется?

Повисла долгая тишина — было слышно, как шум грузовика медленно растворился где-то за станцией. Теперь голоса снаружи звучали чуть поодаль. Пациент по другую сторону от Брайана вскрикнул и глубоко вздохнул.

— Мы замерзнем насмерть, — наконец тихо произнес Джеймс. — Но ты прав.

План побега расстроился еще до того, как снова рассвело. В переднюю часть вагона вошли три женщины в гражданском и почти бесшумно распахнули дверь на платформу, впуская ледяной воздух. В середине вагона, прямо перед кроватью Брайана, женщин встретили врачи, покорно ответив на их «Хайль Гитлер!», и тут же начался спор. Женщины почти ничего не говорили и дали старшим врачам возможность выпустить пар. Затем вся группа обошла койки под пространные комментарии врачей. Ненадолго они остановились возле кровати Брайана и, пошептавшись, скрылись в соседнем вагоне.

— Гестапо. Эти женщины из гестапо, — сразу же сообщил Джеймс, как только щелкнула дверь вагона. — Они за нами присмотрят. Будут дежурить круглосуточно! Им сурово пригрозили, если в этом вагоне что-нибудь случится. Мы в хорошей компании, Брайан. Мы что-то значим. Только я, черт побери, не знаю что!

С этого момента в глубине вагона на стуле обязательно сидела какая-то из женщин. Даже когда перед самым отправлением поезда пришел транспорт с ранеными — пустые койки заполняли безвольные тела, лежащие без сознания на носилках, — дежурная не сдвинулась ни на миллиметр. Помощь в ее обязанности не входила, даже если и нужно было всего-то чуть-чуть подвинуться, чтобы санитары смогли пройти.

Сменяя друг друга — насколько Брайан мог судить, каждые два часа, — дежурные ничего друг другу не говорили. Сменщица заходила и садилась, и лишь тогда из вагона выходила та, чье дежурство закончилось.

Из-за невозможности переговорить с Джеймсом на Брайана навалилась неуверенность. Они сошлись на том, что надо бежать, а теперь-то что? Каждый раз, когда Брайан косился на Джеймса, он едва мог разглядеть проступающие под белой тканью очертания его неподвижного тела.

Поезд снова набрал скорость, и шелест растений, колышущихся в потоке воздуха от мчащегося поезда, говорил о том, что шанс спрыгнуть упущен. Даже если бы им не мешало присутствие надзирательниц.

Значит, их раскроют. Очень простое уравнение с парой неизвестных — осталось вычислить, когда и где это случится.

С того момента как они запрыгнули в поезд, тот ушел максимум километров на двести. Крепко зажмурившись, Брайан с легкостью представил очертания Германии и все важные географические точки страны. Итак, две сотни километров — известная величина, однако конечная цель неизвестна. Прежде чем они туда доберутся, пройдет день или два. А может, это вопрос нескольких часов. Все зависит от пункта назначения, скорости, количества остановок и загруженности линии. Не стоит забывать и про вероятность авианалета.

Когда Брайан вновь открыл глаза, над ним в матовой, напоминающей молоко дымке тихо покачивались лампы. Джеймс свесил руку с края койки и стучал по кровати Брайана, пытаясь его разбудить.

— Веди себя потише, — обеспокоенно попросил он.

Брайан не понимал, что сделал, но тут же пришел в себя. Храпел он редко, а еще знал, что во сне никогда не разговаривает. Или разговаривает?

Медсестры уже приступили к утреннему умыванию. Если сравнивать со вчерашним днем, веселья молодые женщины не демонстрировали. Темные круги под глазами и характерная прозрачность кожи ясно говорили, каково им приходилось. Отсутствие сна, ответственность за сотни пациентов и жесткое давление из-за обвинения в халатности при уходе за умирающим генерал-лейтенантом — глаза смотрели напряженно, руки двигались механически.

Третий день Брайана и Джеймса на чужой земле. Четверг, 13 января 1944 года. Брайан запомнил дату и задумался: как долго ему удастся не терять счет дням, пока враги оставят ему такую возможность?

Вскидывая ноги, вошел офицер службы безопасности и оглядел своих подчиненных. Как по мановению волшебной палочки, деловитое оживление в вагоне сменилось замешательством. Однако офицеру не стоило и трудиться. Брайан повернул голову и увидел, как Джеймс незаметно сжал руку. Страх или злость?

Брайан не мог даже собственное состояние описать.

До Брайана и Джеймса две группы медсестер, идущие с разных сторон, добрались одновременно. В этот раз простыни стянули с таким рвением, что тела перевернулись сами. По шлепку стало понятно, что Джеймс в процессе перемещения ударился о край койки.

В тот момент, когда его вытирали, Брайан зажал левую подмышку. На этот раз ледяная вода принесла облегчение. Кожу не щипало от корок мочи и ночных испражнений, но она распухла и стала чесаться. Неудобство ему причиняли лишь прикосновения женских ногтей к нежной коже мошонки.

Простыня была новой и неотбеленной, еще ни разу не стиранной. Приятно щекочущее ощущение от ее гладкости смешивалось с раздражением из-за жестких складок, тянувшихся вдоль его бока. В таком положении ему придется лежать до тех пор, пока все не уйдут. А пока ему удавалось следить, как персонал возится с Джеймсом.